Вторая попытка

Оседлаю коня,
Коня быстрого,
Я помчусь, полечу
Легче сокола.
Через поля, за моря,
В дальню сторону —
Догоню, ворочу
Мою молодость!
Приберусь и явлюсь
Прежним молодцем
И приглянусь опять
Красным девицам!
Есть дорога одна
К невозвратному!
И однажды взойдет
Солнце с запада.[383]

– Что за хрень народная, ересь хороводная! – подумалось майору. – Это он специально, или в нем гены русские вдруг пробудились?.. Нет, мальчика срочно надо спасать!..

Бросил трубку, спустился во двор, сел в машину и поехал спасать. А прибыв на место и поднявшись в квартиру, в очередной раз убедился, насколько гражданским лицам свойственно преувеличивать свои возможности. Говорят, что будут готовы через пятнадцать минут, а сами, бывает, и через полчаса все еще не готовы: бестолково возятся, хаотично мечутся, тормознуто копошатся… Вот и его сын туда же – вместо того, чтобы уже кофе допивать, все еще в ванной дурацкие рулады выводит.

Действительно – из ванной неслись английские драйвы:

Come down Jesus
And look at what you’ll see
A lot of concrete
Where every new could be
Come down Jesus
Come down I pray
You won’t believe
All the things you’ll see today[384]

Владимир Ашотович пожал плечами, усмехнулся (гены сюда не пришьёшь: ни англичан, ни американцев среди предков его сына, слава Богу, не имеется) и придирчивым оком комбата, инспектирующего казарму на предмет чистоты и порядка, оглядел помещение. Нельзя сказать, чтобы всё тут было идеально, но и ожидаемого срача не наблюдалось. Общую картину портили только три бутылки водки между рамами окна. Одна початая и две нетронутые… Проверил комнату, кухню и прихожую по части порожней тары из-под того же напитка, ничего не обнаружил, недоуменно скривил губы: НЗ[385], что ли? И продолжил инспекцию: присел за письменный стол поглядеть, чем его отпрыск на пару с пишмашинкой тут занимается. Уж не варганит ли антисоветские листовки? С него станется – не в себе ведь сердечный…

«Как вошел я, минуя старость, в юность? Не знаю, но если в решении задачи появляется геометрическая прогрессия (экспоненциальная расходимость траекторий для непрерывных функций), то детерминизм классической механики приводит к возникновению случайности, к необходимости применения методов теории вероятностей», – прочитал, споткнувшись на слове «экспоненциальная», отец героя. Если в этом абзаце и присутствовал какой-то антисоветский смысл, то заложен он был очень глубоко и распознать его могли только единицы. Массы такого рода сентенциями на баррикады не загонишь…

«Лейбниц считал, что настоящее чревато будущим. А что, если это справедливо и в отношении будущего, которое онтологически чревато выпадением в осадок прошлого?! Этакая хронодистилляция… Или того хуже – circulus temporalis vitiosus[386]. Что представляется менее надуманным, особенно если согласиться с Овидием, утверждавшим, что души не умирают, что, покидая прежнее местопребывание, они живут в других местах, которые вновь принимают их. Следует ли из этого, что Я прежний временно доверен самому себе нынешнему (завтрашнему?); или я нынешний в рабстве у того, кем уже был или кем мне еще предстоит стать в будущем?..», – читал далее майор, обходя внутренним артикуляционным молчанием иные заумные слова и целые иностранные выражения. Само собой, текст от этого понятней не становился. А значит, не подвергал сомнению убежденность Брамфатурова-старшего в том, что сыну его в состоянии помочь только оккультные силы.

«Если, согласно биологической теории, назначение запоминания – сделать прошлый опыт доступным для принятия решений в настоящем, то забывание лишь тогда является патологическим, когда касается фактов, имеющих отношение к настоящему. Весь вопрос в том, в настоящем ли я сейчас пребываю, или разгуливаю в амнезических просторах собственной памяти, излишне доверяясь действительности и опрометчиво не опасаясь того, что меня могут однажды попросту взять и разбудить…»

Если бы Владимир Ашотович знал иностранные языки, он по прочтении данного абзаца наверняка бы подумал: no commentary. Но языков он, к счастью, не знал (а те, что знал – армянский, грузинский и русский – иностранными не считались), поэтому ограничился пожатием плеч. Понимай как хочешь…

«А что если каждый через это проходит? Вот так вот живет себе, живет и вдруг бац – оказывается ранним утром в собственном детстве, отрочестве или юности? И всю жизнь затем молчит об этом? Или после напрочь забывает? (А может, мы все, кто сейчас вокруг меня, – одновременные жертвы этого западения в прошлое? Кто осознаёт – безмолвствует, кто нет – просто живет себе как живется, пока его не растолкают?)».