Насчет этого последнего пассажа майор ничего подумать или не подумать не успел – Булик закончил свои рулады и вышел из ванной, сверкая влажными волосами, щеголяя белоснежным банным халатом.
– Привет, па! Кофе хочешь?
– Какой еще кофе! Давай одевайся и пошли, опаздываем…
– Разреши поинтересоваться – куда?
– Туда, где тебе помогут, сынок…
– Звучит заманчиво, но несколько неопределенно. Нельзя ли поподробнее, па?
Брамфатуров-старший вздохнул, поморщился, но ответил. Честно. Или около того… По крайней мере евангельские бесы в виде как бы фигурального объяснения были помянуты. Реакция отпрыска оказалась предсказуемой – полной саркастического скепсиса и скептического сарказма в равных долях. Впрочем, трудно было бы ожидать какой-либо иной от одержимой бесами родной души.
– Папа, а ты не боишься, что я могу во время этого дивного экзорцистского шоу умереть со смеху?
– Нет, не боюсь!
– А я боюсь.
– Если ты действительно мой сын, то не умрешь!
– Отличная позиция! А если всё же окочурюсь от веселья, значит, не твой сын коньки отбросил. Горевать не о чем и не о ком…
– Дурак!
– Спасибо, папа! Я думал, кретином или идиотом назовешь, а ты всего лишь дураком ограничился. Значит, для меня не всё потеряно? Или я, увы, ошибаюсь?
Ответить на этот хитро завуалированный выпад Владимир Ашотович не успел – в квартире появилось третье лицо, с виду незнакомое, но легко опознаваемое по форменному штатскому костюму и сосредоточенно-отсутствующему выражению на чрезвычайно положительной физиономии.
– Прошу прощения за вторжение, – сказало лицо и помахало на уровне груди раскрытым удостоверением, – старший лейтенант Пименов. У меня к вашему сыну, товарищ майор, дело безотлагательной государственной важности. Его просят срочно прибыть по известному мне адресу для совершенно конфиденциальной беседы…
– Ох, не вовремя ты, старлей, заявился, – покачал головой Брамфатуров-старший. – Ох, не вовремя!.. Мы сами опаздываем на важную встречу, о которой, между прочим, в отличие от вашей внезапной, у нас было договорено заранее. Даю слово офицера, что сразу по окончании нашего важного дела немедленно явимся по известному только вам адресу. Если вы его нам, конечно, назовете…
– Не имею права! – заявил старлей. Затем помялся, решился, обратился:– Товарищ майор, можно вас на минутку?..
– Намек понял, – сообщил Брамфи. – Возвращаюсь в ванную – сушить волосы феном. Можете даже не шептаться, все равно ничего не услышу…
Но старший лейтенант Пименов не стал рисковать, прошептал майору на ушко следующее:
– Вы ведь не хотите, чтобы у той особы, к которой вы решили отвезти вашего сына, возникли серьезные проблемы с нашей, например, организацией? К тому же, думаю, вам бы вряд ли захотелось, чтобы Булик заранее узнал о том, что вы собираетесь отвезти его не к экзорцисту, а к женщине, поднаторевшей в нейтрализации всяких фобий, в чем он, к вашему сведению, и сам себя считает очень даже неплохим докой…
Выслушивать такое было обидно. Получалось, что и он, майор Брамфатуров, заместитель начальника Второго отдела Республиканского Военного Комиссариата, находится под плотным колпаком спецслужб. Поэтому ответ оказался адекватен чувствам:
– Мой сын – к кому хочу, к тому и везу. Вас это не касается!
В ответ чекист не проронил ни слова, лишь выражение его лица сделалось еще более сосредоточенным и уже совершенно отсутствующим.
– умиротворяюще донеслось сквозь гул фена из ванной.
Владимир Ашотович, вслушавшись, догадавшись чутьем о содержании, и немного охладившись, двусмысленное молчание с гэбэшником поддерживать не стал, быстренько изобразил во всем своем облике мучительную борьбу родительского долга с его патриотическим аналогом и немедленно оповестил о победе последнего в следующих выражениях:
– Ну что ж, если у государства в моем сыне вдруг возникла такая острая нужда, то так и быть. Но я поеду с вами!
– Աչկիս վրա.[388] – изобразил радушную улыбку заранее проинструктированный генералом Астаровым старлей.
Майор, не ожидавший от органов внутренней секретности подобной покладистости и уже заранее настроившийся на затяжную морально-политическую схватку, слегка отмяк, угостил чекиста сигаретой, закурил сам и в порядке доверительной самокритичности признал, что да, действительно, достойного экзорциста он так и не нашел, зато нашел мастерицу по сниманию страха и здраво рассудил, что тот, кто фобии из организма изгоняет, может и бесов заодно вон выкинуть…
В ответ гэбэшник ничего не сказал, но про себя подумал, что этому Лаборанту все равно над кем ржать: над экзорцистом или над съемщицей страхов…