Вторая рота

реальная воинская часть. Здесь служить надо, а не теориями заниматься.

Теориями и без нас есть кому заняться… Ты трѐх дней ещѐ не

прослужил, а у тебя в активе уже… – Зубов стал загибать пальцы. –

Писсуар расхерачил, раз, кровати без приказа двигал, два… Такими

темпами, лейтенант, ты нас в конце концов точно вгонишь в какую-

нибудь жопу. Бросай эти фортеля, Смальков, проще будь, и люди к тебе

потянутся. Вот так!

– Разрешите идти? – понуро спросил лейтенант.

– Давай, служи.

Не зря, ох не зря древняя армейская мудрость гласит:

«Инициатива трахает инициатора…» Не знаю, кто был тот философ,

который сформулировал эту истину, но, как видно, человек был

неглупый и по званию наверняка не ниже прапорщика, ежели было у

него время этой философией заниматься.

За столом «черпаков» в столовой Ходоков начал канючить. Обида

за разбитый нос не давала ему покоя, и он, конечно, считал, что

наказание, которым отделался Папазогло, не искупает и соток доли

вины наглого «духа».

– …Нам бы деды такое хрен простили! В упоре бы умирали до

утра! А мы ему даже в фанеру не засветили! – ныл побитый «черпак»,

шмыгая носом, похожим на перезрелую сливу. – Добрые все стали!

68

Сегодня один, а завтра и другие начнут! Не знаю, как вы, а я ему ещѐ

устрою! «Душара» вонючая!.

Гунько долго и пристально смотрел на Ходокова, а потом под

столом носком своего сапога со всей силы заехал ему в коленку.

Бедолага согнулся от боли.

– Ты чѐ, блин? – заверещал он. – Чѐ за дела?

– Слышь, ты, ур-р-род! – прошипел Гунько так, чтобы «духи»

сидящие за соседними столами, ничего не слышали. – Заткни свой рот

поганый! А то я щас закончу то, что Папазогло начал! Ещѐ раз увижу

тебя возле салаг – мы тебе сами кукушку отобьѐм! Понял?

– Значит, вот так, да? – корчась от боли, выдавил из себя

Ходоков. – Против своих, да? Ну-ну…

Он медленно поднялся из-за стола и поковылял к выходу,

бормоча на ходу какие-то угрозы.

– И где эта сука своих нашѐл? – ухмыльнулся Гунько и спросил

товарищей: – Может, он это о вас, пацаны?

– Пошѐл ты… – хором ответили «черпаки».

На следующее утро Сокол принимал у старшего прапорщика

Шматко каптѐрку.

– Ну вот, Соколов, теперь это – твоя передовая, – старшина обвѐл

пристальным взглядом своѐ крепкое хозяйство, хлопнув ладонями по

столу, – это – твой окоп… Ты давай подходи, не стесняйся. – Шматко

стал выдвигать по очереди ящики стола, демонстрируя бойцу их

содержимое. – Это – твои боеприпасы, и относиться к ним надо

соответственно, жѐстко контролировать расход и беречь как свою

мужскую честь… Пуговицы-шмуговицы, шевроны-шмавроны… Здесь

инструменты… Здесь всѐ для чая… Заварку и сахар будешь покупать два

раза в месяц… Я бы на твоѐм месте у Вакутагина брал… Здесь ножницы,

клей, бумага…

Прапорщик потряс тюбик силикатного клея, посмотрел его на

просвет.

69

– А вот и непорядок, – нахмурился Шматко. – Клей-то почти

закончился. Видишь, какой бардак без каптѐра. Завтра пойдѐшь в

увольнение… Клея прикупишь… А вот здесь у нас лежит всякая хрень,

смотри…

Прапор выдвинул самый нижний ящик и продемонстрировал

Соколу его содержимое, к которому, действительно, нельзя было

подобрать более точного определения: куски резины, разнокалиберные

гайки, болты, мотки провода, бритвенные лезвия, катушки из-под ниток,

леска, изолента – всѐ это, собранное в одном месте, и есть «всякая

хрень».

– На самом деле, Соколов, это волшебная шкатулка, – сказал

прапорщик. – На все случаи жизни, а в армии всякое случается. Для

этого у каждого каптѐра должен быть такой ящик, содержание которого

он должен хранить и приумножать… Ну вот! – Шматко почесал затылок. –

Где бушлаты, подменка, полотенца, ты знаешь. Теперь вручаю тебе твоѐ

знамя. – Шматко отстегнул от брючного ремня увесистую связку ключей

и протянул их Соколу. – Береги его как зеницу ока, ефрейтор. Ты теперь

настоящий каптѐр, а значит, второй человек в роте, после старшины,

разумеется. Вопросы есть?

– Да всѐ понятно, товарищ прапорщик! – бодро ответил Соколов.

– Ну и лады. Хозяйничай!

Шматко ушѐл, а Сокол, усевшись за стол, оглядел имущество

роты, хранителем которого он стал теперь. Ответственная задача, но

лучшему солдату она вполне по плечу.

А вечером новоиспечѐнный каптѐр уже принимал гостей.

Медведев, Кабан и Гунько шумной гурьбой шарились по огромному

шкафу с имуществом, ощущая себя уже почти хозяевами всего этого

добра.

– Кузя, а ты неплохо устроился, – восхищался Гунько, алчно

разглядывая новенькие сапоги. – Как у старшины за пазухой.

– Каптѐр – это звучит гордо! – поддержал его Кабанов.

70

– У тебя я здесь вижу шинельки нулѐвые? – вступил Медведев. –

Сокол, я одну забил!

Соколу пришлось мягко, но решительно прекратить этот

вандализм.

– Так, братва, погодите делить, – сказал он, оттесняя друзей от