Вторая рота

приказал полежать ему несколько дней.

Ефрейтор лежал в одиночестве и скучал, глазея в белый потолок.

99

Скрипнула дверь, и в палату вошѐл Кабан, сжимая в руках пакет с

гостинцами. Сокол заметил, что на погоны приятеля прицеплены

новенькие ефрейторские лычки.

– Ну, привет, Сокол, как ты? – Кабан пристроил пакет на тумбочку

и уселся на соседнюю койку.

– Нормально, – улыбнулся Сокол. – А чѐ это у тебя с погонами?

– А, Бородин постарался, – смутился Кабан, – за мужество и

героизм… Так что теперь у нас в роте два ефрейтора.

– Слышь, – Сокол наклонился к Кабану и понизил голос, – а твоѐ

мужество, случайно, в кустах не нашли?

Ефрейторы громогласно захохотали. В палату заглянула

медсестрица Ирочка и погрозила им пальцем.

Глава 4

В классе казармы младший сержант Медведев преподавал

рядовому Нестерову солдатскую премудрость. Медведев решил заняться

этим после того, как один раз выяснилось, что Нестеров совершенный

«ноль» в общении с себе подобными, то есть солдатами.

Этот пробел в знаниях высокоинтеллектуального солдата

следовало заполнить.

Нестеров много знал, умел играть на скрипке, вместе с

лейтенантом Смальковым они даже устроили концерт для фортепиано с

оркестром в клубе части. Концерт прошѐл с большим успехом, после

него Нестеров стал «звездой» части, и над его имиджем надо было

поработать.

Молодой боец сидел за столом с тетрадкой и тщательно

записывал всѐ, что говорил ему младший сержант.

100

– …Дальше. Увал – увольнение в город. Пиши…

– Товарищ младший сержант… Но можно же обойтись обычным

русским языком. Сказать «увольнение в город»… Зачем так усложнять?

– Усложнять? – усмехнулся Медведев. – Ты вообще математику

знаешь, Паганини?

– В объѐме школьной программы.

– Знатно. Вот и считай тогда: «увольнение в город», сколько

слов?

– Три.

– А «увал» – одно. Так что пиши и не трынди. – Медведев

подождал, пока боец запишет всѐ в свою тетрадь, и продолжил урок: –

Итак, «плющить харю» – отрабатывать взаимодействие лица с

подушкой.

– То есть спать? – догнал Нестеров.

– Ну вот видишь, варит у тебя котелок! Ещѐ немного, и станешь

шарящим бойцом.

– Но вы сами себе противоречите, - сказал въедливый Нестеров. –

«Плющить харю» – два слова, а «спать» – одно. Зачем тогда этот

словарь жаргонизмов?

– Слышь, доцент, – нахмурился Медведев, – а как ты два года с

людьми общаться собираешься? Ты пиши, а вопросы потом будешь

задавать. Так, «чмо» уже было?

– Так точно. «Человек, Мешающий Обществу».

– Хорошо, – кивнул Медведев и на мгновение задумался. – Пиши.

«Туловище» – обращение старослужащего к любому молодому солдату.

– Товарищ младший сержант, – Нестеров поднял глаза от

тетради, – но ведь «туловище» – это обидно.

– Кому обидно, Нестеров? Туловищу? Как ему может быть обидно,

если оно – туловище? Пиши дальше… «Дух»…

– «Дух» я знаю.

101

– А как расшифровывается, знаешь? – Медведев ухмыльнулся и

сам ответил на вопрос: – «Домой ужасно хочется». Тебе домой хочется?

– Так точно, – грустно вздохнул Нестеров.

– Ну вот. Значит, ты – самый натуральный «дух». Стопроцентный.

– Товарищ младший сержант, но из этой формулировки следует,

что вам домой не хочется. А это маловероятно!

– Слушай, Паганини… Тебе мозги на череп не давят? – Медведев

встал из-за стола и оправил ремень. – Давят?

Ответить Нестеров не успел: в класс вошѐл лейтенант Смальков

и, посмотрев на бойцов, спросил:

– Чем занимаетесь?

– Устав учим, товарищ лейтенант, – ответил Медведев, –

Нестерова подтянуть надо.

– Хорошо, занимайтесь.

Смальков ушѐл, а содержательный урок продолжился. Нестеров

был способным учеником и схватывал всѐ на лету. Правда, у него был

один недостаток – он пытался анализировать, чего в армии делать не

рекомендуется, ибо служба, дисциплина и устав – это набор абсурдных

несуразиц, сочетание которых, однако, и есть основа армейского

порядка. Пытаться осмыслить это – значит подвергнуть свой разум

большой опасности. Нестеров в силу «детского» срока своей службы

этого пока не понимал.

В воскресенье капитан Зубов заявился в роту с пухлым пакетом в

руках. Махнув рукой дежурному, который полез к нему с докладом,

ротный подошѐл к ближайшей тумбочке и поставил на неѐ пакет.

Бойцы с любопытством наблюдали за действиями командира. Зубов

оглянулся; увидев Гунько и Соколова, подозвал их к себе.

– Соколов, у нас трѐхлитровая банка есть? – спросил Зубов. –

Пустая?

– Не знаю, – пожал плечами каптѐр. – Я могу в каптѐрке

посмотреть.

102

– Я потому тебя и спрашиваю, что можешь.

Капитан зыркнул на несообразительного ефрейтора, и тот сразу

же ушуршал в каптѐрку.

– Гунько, а ты принеси из класса каких-нибудь газет, – продолжал

отдавать распоряжения капитан. – Быстро!

– Есть принести газет!

К Зубову подошѐл Смальков, стоявший в этот день ответственным

по роте.

– Зачем всѐ это, товарищ капитан? – с любопытством спросил он.

– Увидишь, – ответил Зубов.