Вторая рука

– Я и сам не в восторге, – сказал я. – Может, через недельку, а? Что ты делаешь в ближайшие несколько дней?

– Дней?

– И ночей.

Ее голос сделался заметно веселее:

– Диссертацию пишу.

– А на тему?

– Облака, розы и звезды, их разновидности и частота в жизни современной эмансипированной женщины.

– Ах, Луиза, – сказал я, – ну, я… я тебе помогу чем могу.

Она расхохоталась и повесила трубку. А я пошел к себе в комнату и снял с себя грязную, окровавленную, пропотевшую рубаху. Мельком взглянул на свое отражение в зеркале, и меня оно не порадовало. Натянул шелковистую Чарлзову рубашку из хорошего плотного хлопка и лег в кровать. Лег я на бок, как Чико, и почувствовал примерно то же, что чувствовал Чико, однако кое-как все-таки уснул.

Вечером я спустился вниз и сел на диван, ожидая Чарлза, однако первой объявилась Дженни.

Она вошла, увидела меня и немедленно разозлилась. Потом пригляделась повнимательней и сказала:

– О господи, опять!

Я ответил просто:

– Привет.

– Ну, что на этот раз? Снова ребра?

– Да ничего.

– А то я тебя не знаю!

Она села на другой конец дивана, рядом с моими ногами:

– Что ты тут делаешь?

– Жду твоего папу.

Она недовольно посмотрела на меня.

– Я продаю эту квартиру в Оксфорде, – сказала она.

– В самом деле?

– Разонравилась она мне. Луиза Макиннс съехала, и к тому же она мне слишком сильно напоминает о Никки…

После паузы я спросил:

– А я тебе о Никки не напоминаю?

– Нет, конечно! – искренне удивилась она. А потом сказала, уже медленней: – Но ведь он же…

Она не договорила.

– Я его видел, – сказал я. – Три дня назад в Бристоле. И он похож на меня – ну, немного.

Она была ошеломлена и не нашлась что ответить.

– А ты не замечала? – спросил я.

Она покачала головой.

– Ты пыталась вернуться назад, – сказал я. – К тому, что было между нами тогда, вначале.

– Неправда!

Но по ее тону было слышно: она понимает, что это правда. Она практически сама мне об этом сказала в тот вечер, когда я приехал в Эйнсфорд, чтобы приступить к поискам Эйша.

– И где ты будешь жить? – спросил я.

– А тебе не все равно?

Я подумал, что мне, наверно, никогда не будет все равно, но это моя проблема, а не ее.

– Как ты его нашел? – спросила Дженни.

– Он же дурак.

Это ей не понравилось. По ее враждебному взгляду сразу стало ясно, на чьей она стороне до сих пор, инстинктивно.

– Он живет с другой девушкой, – сообщил я.

Она вскочила в ярости, и я запоздало вспомнил, что мне совсем не хочется, чтобы она ко мне прикасалась.

– Ты мне это нарочно говоришь, чтобы гадость сказать, да?! – осведомилась она.

– Я тебе это говорю, чтобы ты успела вывести его из организма к тому времени, как он пойдет под суд и в тюрьму. Иначе ты будешь чувствовать себя чертовски несчастной.

– Ненавижу тебя! – сказала она.

– Это не ненависть, это уязвленная гордость.

– Да как ты смеешь!

– Дженни, – сказал я, – я тебе прямо скажу: я готов на многое ради тебя. Я долго тебя любил, и мне не все равно, что с тобой будет. Что толку в том, что я отыщу Эйша и он пойдет под суд за мошенничество вместо тебя, если ты не очнешься и не увидишь его таким, какой он на самом деле? Я хочу, чтобы ты на него наконец разозлилась. Ради твоего же блага.

– Ничего у тебя не выйдет! – бросила она.

– Уйди, – сказал я.

– Что-что?

– Уходи. Я устал.

Она стояла, сердитая и растерянная, и тут вошел Чарлз.

– Привет! – сказал он, неодобрительно взирая на царящую в гостиной атмосферу. – Здравствуй, Дженни.

Она подошла и по старой привычке чмокнула его в щеку.

– Сид тебе уже сказал, что он отыскал твоего приятеля Эйша?

– Сказал, не утерпел!

В руках у Чарлза был большой конверт из грубой бумаги. Он открыл его, достал то, что лежало внутри, и протянул мне: три фотографии Эйша, которые удались на славу, и новое письмо с просьбой о пожертвовании.

Дженни резко подошла и уставилась на верхнюю карточку.

– Ее зовут Элизабет Мор, – неторопливо сказал я. – Его настоящее имя – Норрис Эббот. Она зовет его «Недом».

На фотографии – третьем из снимков, которые я сделал, – они шли, смеясь и глядя друг другу в глаза. Их счастливые лица получились как нельзя лучше.

Я молча протянул Дженни письмо. Она развернула его, посмотрела на подпись и побледнела. Мне стало жаль ее, но она вряд ли хотела бы об этом услышать.

Дженни сглотнула и отдала письмо отцу.

– Ну ладно, – сказала она, помолчав. – Ладно. Отнеси это в полицию.

И опустилась на диван в том эмоциональном изнеможении, когда у человека подгибаются ноги и сутулится спина. Она посмотрела в мою сторону:

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе спасибо?

Я покачал головой.

– Ну, когда-нибудь, может, и скажу.

– Да нет, не надо.

– Вот опять ты!.. – в гневе воскликнула она.

– Что «опять»?

– Опять ты меня заставляешь чувствовать себя виноватой! Да, я понимаю, что иногда я обращаюсь с тобой по-свински. Это потому, что ты меня заставляешь чувствовать себя виноватой и я хочу с тобой поквитаться!

– За что виноватой-то? – спросил я.

– За то, что я тебя бросила! За то, что наш брак пошел псу под хвост!

– Но это же не твоя вина, – возразил я.