Вторая жизнь

Мама Вика отпускает мою руку, прикрывает глаза, делает глубокий вдох. Опустив голову, растирает виски. На папе Жене нет лица, сплошное белое полотно. Мои родители, которые воспитали меня двадцать лет, ничем по цвету лица не отличаются. Только вот мама всхлипывает, прикрывая рот ладонью.

— Вы что сделали? — как можно спокойней интересуется папа Женя, но как бы он ни старался у него не выходит скрыть адскую злость и лютую ненависть к бабуле. Ни во взгляде, ни в голосе.

Мама Вика поднимает голову, и все без исключения видят в ее глазах ненависть к родной матери. Лютую, ничем не прикрытую ненависть.

«Она не простит», — набатом звучит в голове.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я… я подумала, что… Вика, ну зачем тебе нужен был ребенок в восемнадцать лет?

Действительно. Зачем люди вообще делают и рожают детей?

— То есть во всем замешана ты? Моя родная мать? — выдает мама Вика, до последнего не верящая в подлость родной мамы. Интересно, окажись я на месте мамы, а не внезапно обнаружившейся дочери, смогла бы я простить подобное? Думаю, что нет. Никто бы не простил такое.

— Я хотела как лучше, — вскидывает руки, оправдываясь.

Все молчат. Никто не желает вмешиваться в разговор и ворошить чужое прошлое. И я их понимаю, сама боюсь сказать хоть слово, хотя, как по мне, имею полное право обложить бабулю трехэтажным матом и спровадить на выход из дома.

— Как лучше? Как лучше ты хотела, пытаясь выдать меня замуж за сына своей подруги в первый раз? Или как лучше ты хотела, когда надоумила отца вернуться в столицу? Или, может, когда снова попыталась выдать меня замуж против моей воли, поняв, что отцу неинтересен бизнес? Тот парень, он же сейчас руководит клиникой? — прямой взгляд в сторону ошарашенного деда.

Что-то мне подсказывает, что он не в курсе дел своей дрожащей женушки.

— Да, Вика, — глухой голос и мгновенная замкнутость в себе.

Была бы я на месте этого самого деда, выпорола бы за такое бабулю, а потом изгнала из дома и из рода сразу. Таким не место в хороших семьях. А семья Тарасовых замечательная, одна из лучших на свете.

— Вы? — тычет пальцем разъяренный папа Женя в бабулю, которая ни капельки не раскаивается в случившемся. — Я долго вас терпел. Терпел вашу ненависть, брезгливость по отношению ко мне на протяжении десяти лет. И видит бог, ради своей семьи терпел бы дальше, но это, — делает в воздухе круг пальцем, намекая на грань, которую перешагнули. — Это конец! С этого дня вы ни копейки не получите от членов моей семьи, вернете в автопарк автомобиль, который взяли полгода назад, потому что ваш сломался, а домой добираться на чем-то надо, — на его лице расплывается злорадная усмешка. — И лично вы забудьте в мой дом дорогу!

— Ты не смеешь! Здесь живет моя дочь!

Бабуля, имени которой я, кстати, до сих пор не знаю, вскакивает, опрокидывая бокал красного вина на великолепное платье, которому теперь одна дорога — на помойку.

— И моя дочь тоже! — от крика закладывает уши.

— Мам, уходи, — тихо, с нотками ненависти произносит мама Вика.

Она встает, пряча слезы, подходит к панорамному окну. За окном беспросветная ночь, на лужайке, если присмотреться, видны блики декоративных фонарей вдоль тропинок и бассейн. Свет в гостиной не позволяет увидеть ночную красоту сада, но достаточно отображает в окне выражение лица мамы Вики.

Обняв себя за плечи, она закрывает глаза и, прикусив губы, тихо всхлипывает. Не выдерживаю, покидаю свое место и спешу к ней. Я чувствую, что именно сейчас нужна ей как никогда. Надо показать ей, что я рядом. Несмотря на предательство близкого человека, я, ее дочь, все равно нахожусь рядом.

— Но Вика? — и снова бессмысленная попытка в никуда.

Неужели эта женщина не понимает, в чем только что призналась? Я не юрист и совершенно далека от закона, но очень надеюсь, что за подмену новорожденных можно сесть даже спустя двадцать лет.

— Что Вика? Тебе есть, что сказать в свое оправдание? — срывается мама Вика, обращаясь взглядом в никуда. Она не смотрит на свою мать, бегает взглядом по комнате, боясь остановиться на ком-то конкретном.

— Я надеялась, что ты одумаешься. Забудешь этого нищеброда, — на этих словах я не сдерживаюсь и хрюкаю, привлекая к себе внимание супербабушки. — Ну зачем она тебе сейчас? Она даже воспитывалась в другой семье. Ты же совершенно ее не знаешь!

Приподнимаю брови в удивлении и… расплываюсь в обворожительной улыбке, заставляя бабулю скрежетать зубами. Надеюсь, хоть челюсть у нее не вставная, пусть помучается.

Да, я воспитывалась в другой семье, но семья мне досталась замечательная. Я ни за что в жизни не прекращу с ними общение.

— Вашими стараниям, — не сдерживаюсь, за что ловлю одобрительный взгляд деда.

— Уходи, мама.

— С удовольствием. Вот только когда она обчистит вас, не жалуйся мне потом.