Вторая жизнь Мириэль Уэст

– Сестра Верена дала мне этот совет. В самом начале. Когда для меня не существовало ничего, кроме гнева.

Их шаги эхом отдавались в ночи, пока Мириэль обдумывала его слова. Из ночных ресторанов, мимо которых они проходили, доносились ароматы специй. Она не могла представить его таким обозленным. И она, конечно, не могла представить сестру Верену, дающую такой добрый, мудрый совет.

– Не может быть, чтобы сестра Верена сказала «чертовски».

Он рассмеялся.

– Мне захотелось добавить немного красок ее словам.

Они свернули в переулок и остановились перед неказистой дверью, по бокам которой виднелись ржавые мусорные баки и заплесневелые ящики. Фрэнк оглянулся через плечо, затем постучал четыре раза.

В переулке пахло мочой и гниющим салатом. За осыпающейся со стен штукатуркой виднелась кирпичная кладка. Мириэль не была новичком в проникновениях через черный ход, но большинство заведений, которые они с Чарли часто посещали, могли похвастаться более приятными входами.

По прошествии почти минуты дверь открылась ровно настолько, чтобы мужчина с плоским лицом смог высунуть голову.

– Чего надо? – спросил он по-английски с сильным акцентом.

– Un jeu de billiard c’est tout[65], – произнес Фрэнк.

Мириэль проследила за взглядом мужчины вниз. Фрэнк держал сложенную купюру между двух своих уродливых пальцев. Мужчина нахмурился, и сердце Мириэль дрогнуло. Он переводил взгляд с нее на Фрэнка прищуренными глазами-бусинками.

– Un jeu de billiard, – повторил он, фыркнув, забрал деньги и впустил их.

Они последовали за ним по короткому коридору в тускло освещенную прокуренную комнату. Вдоль одной стены тянулся бар, окаймленный разномастными табуретками. Бильярдный стол располагался в другой стороне комнаты, напротив небольшой танцплощадки, окруженной столиками. На возвышении в дальнем конце играл оркестр. Несколько пар кружили на танцполе.

С потолка свисали простые лампочки, увенчанные жестяными абажурами. Стены были оклеены плакатами, потемневшими от дыма и загибающимися по краям. Ничего похожего на хрустальные люстры и обитые бархатом клубы, к которым привыкла Мириэль. Музыка тоже была другой. Более грубой. Смех участников вечеринки менее сдержанным.

Что бы Чарли подумал об этом месте? Показался ли ему их телефонный разговор таким же напряженным, как и ей? Сколько времени им потребуется, чтобы снова идти в ногу, когда она вернется?

Она последовала за Фрэнком в бар, обрадованная тем, что он не выбрал столик у танцпола. Он сел на ближайший к стене табурет и заказал им обоим выпивку. Мириэль примостилась рядом.

– Salut, – сказал он после того, как бармен поставил перед ними два хайбола.

Ликер был не таким крепким, как домашняя бражка Фрэнка. Но здоровенный глоток обжигал сильнее, чем джин или шампанское, которые она любила пить дома. Она оперлась локтями о стойку бара и обхватила стакан руками. Отхлебнув еще, она опять услышала голос Эви. Воркование Хелен. Молчание Чарли в конце разговора. Слезы снова навернулись ей на глаза.

Как он смеет распространять о ней такую ложь! Если бы она была свободна, то села бы на первый поезд до дома и закончила бы высказывать ему свое мнение. Она сделала еще один глоток. Когда яркая жидкость растеклась по ее языку и спустилась в горло, ей пришло в голову, что она на самом деле свободна. Здесь не было никакого забора из колючей проволоки. Никакого методичного подсчета голов. Никакого сторожа.

– Я… э-э… я собираюсь освежить макияж. – Это было глупо, учитывая, что у нее ничего с собой не было. Но Фрэнк кивнул, возможно, решив, что под бретелькой ее лифчика спрятана пуховка с пудрой.

Уборная оказалась крошечной, грязной комнатой с потрескавшейся эмалированной раковиной и стенами, оклеенными газетной бумагой. Мириэль плеснула водой в лицо, чтобы решиться на побег. Она не была уверена, что вспомнит, как вернуться на вокзал и не слишком понимала, как без всяких денег ей удастся заказать билет. Но она разберется с этими вещами по ходу дела. А когда вернется домой, все увидят, что она совершенно вменяема, и оставят их дочерей в покое. Чарли мог бы иначе разрешить ситуацию с этими надоедливыми репортерами. Ну, не совсем прямо, а чуть изворачиваясь, придумывая другую отговорку, не выставляя ее сумасшедшей. Или прокаженной.

Она не стала трогать висевшее здесь грязное полотенце, вытерла лицо подолом юбки и потянулась к двери. Кровь глухо стучала в ушах. Ее конечности покалывало от возбуждения и легкого страха. Ей нужно только выглянуть из-за угла, чтобы убедиться, что Фрэнк не смотрит, а затем…

Фрэнк. Несомненно, он будет беспокоиться о ней и начнет искать. Не успеет уехать обратно в Карвилл. А когда вернется, проведет месяц или больше в этой кишащей мышами тюрьме. И все потому, что пытался ей помочь. И Айрин. Если доктор Росс пронюхает, что Айрин знает о вылазке, у нее тоже могут быть неприятности.