Вторая «Зимняя Война»

– Сказать честно, мой фюрер, – ответил Гейдрих, – задание, с которым вы меня послали к русским из будущего, изначально было провальным, хотя я сразу попал к тем, к кому надо, а не к большевикам. Но надо мной жестоко надсмеялись, сказав, что в их мире с момента краха Третьего Рейха прошло уже семьдесят три года… но, несмотря на это, от нашей организации, то есть СС, и от всей национал-социалистической идеи несет таким ужасным говнищем, что никто, находящейся в здравом уме и ясной памяти, никогда не рискнет протянуть нам руки дружбы. – От внимания Гейдриха не ускользнуло, как по лицу фюрера пробежала тень. – Ведь, помимо шести с половиной миллионов уничтоженных евреев, мы ответственны за смерть двадцати семи миллионов русских, из которых меньше трети были солдатами, сражавшимися на фронте, а остальные были убиты в ходе экзекуций на оккупированной территории подчиненными моему ведомству айнзацгруппами. Даже если мы немедленно прекратим эту практику в отношении народов России, введем на восточном фронте обычную подсудность для преступлений, совершенных немецкими солдатами против мирного населения, а также начнем достойно обращаться с восточными рабочими, то это никак не повлияет на настроение русских из будущего. – Он сделал паузу, наблюдая, как в глазах Гитлера разгорается мрачный огонь – это означало, что тот сильно обеспокоен. Тем не менее фюрер едва заметно кивнул, и Гейдрих продолжил: – Дело в том, что наши действия здесь не смогут отменить преступлений, уже совершенных нами в том мире. Да и здесь уже немало сделано для того, чтобы местные русские считали нас кровными врагами. Объяснив мне все это, меня отправили на ту сторону в будущее и заключили в такое место, которое сами тамошние русские называют «хранилищем для отработанного материала».

Тут Гейдрих заметил, как Гитлер внутренне вздрогнул – все эмоции фюрера были для него для на ладони, ведь они столько лет были близки… Он вполне мог вообразить себе, что творится в сознании собеседника. Ровным тоном, глядя перед собой, Гедрих продолжал говорить:

– Там моими соседями были такие знаменитые немецкие генералы, как фон Бок, фон Клюге, фон Швеппенбург, Гудериан, Гот, Кунтцен… Все те, кого не убили в бою, были моими товарищами по заключению, где нас день и ночь пытали сводками о действиях победоносной русской армии. А один раз нам даже показали кино с парада в честь семьдесят третьей годовщины их победы над Третьим Рейхом…

Тут Гитлер вскинулся, гримаса затравленного зверя на мгновение исказила его лицо. Но он постарался быстро взять себя в руки – и вот уже, неподвижно застыв с побледневшим лицом, он продолжает внимать словам своего любимца.

– Да, мой фюрер, – чуть склонив голову, продолжил Гейдрих, – эта победа до сих пор является краеугольным камнем в их национальной идентичности, и потому они и в мыслях не могут допустить, что заключат с нами не то что союз, но даже и обычный мир. Их руководство твердо намерено в союзе со Сталиным повторить свой успех семидесятитрехлетней давности и силой своего оружия вогнать наш Рейх в небытие в ускоренные сроки…

– Хватит, хватит, мой мальчик! – замахал руками Гитлер, – ты ранишь меня в самое сердце. Он прошелся по комнате туда-сюда, чтобы немного успокоиться, а потом, подойдя к Гейдриху почти вплотную, сдавленно произнес: – Но все же скажи, как согласуется все то, что ты сейчас сказал, и то, что тебя все-таки выпустили из заключения и вернули обратно в Рейх, да еще с какими-то документами?

– Все дело в вас, мой фюрер! – гаркнул в ответ Гейдрих, тысячу раз представлявший себе этот разговор. – Меня вернули для того, чтобы я всячески оберегал ваше здоровье и жизнь, а также изо всех сил боролся с врагами Рейха…

Более удивленным, чем в эту минуту, Гитлера, наверное, больше никто не видел. Он два раза хлопнул глазами, его рот непроизвольно раскрылся и снова закрылся. Гейдрих холодно усмехнулся про себя.

– Мой мальчик, – наконец удивленно вскричал фюрер, – да как можно понимать сочетание того, что русские из будущего хотят как можно скорее дотла уничтожить наш Рейх, и в то же время посылают тебя оберегать мое здоровье и жизнь?