Вторая «Зимняя Война»

– Мой фюрер, – вздохнул Гейдрих, – у вас несколько устаревшие сведения. Вот уже четыре года, с момента устроенных Сталиным Больших Чисток, еврейский элемент больше не является определяющим в большевистской партии. Да, отдельные представители этого народа, бывает, еще занимают достаточно высокие партийные и правительственные посты, но в том-то и дело, что это отдельные представители. Большевизм в этом отношении медленно, но верно дрейфует в правильную сторону, и происходит это потому, что деструктивные элементы вредны любой государственной структуре. Что же касается русских из будущего, то они, конечно, не одобряют наших методик решения еврейского вопроса, но в то же время, как и всякие созидатели, без особого восторга относятся и к деструктивным элементам. При этом мне несколько раз было сказано, что деструктивный элемент необходимо вычислять не по форме черепа, носа, ушей и прочего, цвета кожи или разреза глаз, а исключительно по его поведению и действиям. Они говорят, что никто из нас не выбирает, в какой стране и в какой семье родиться, но зато любой и каждый должен отвечать за свои поступки. Только за свои поступки, а не за поступки предков, соплеменников, или каких-то иных посторонних людей! Они говорят, что тут по большому счету встает вопрос: фюрер для Германии или Германия для фюрера. Ведь Фатерлянд продолжит существование даже после нашей смерти; и даже несмотря на то, что мы будем прокляты, нам все равно надо думать о том, что мы оставим будущим поколениям немцев. Быть может, если немцы будут знать, что мы пожертвовали своими жизнями ради их благополучия, они будут относиться к нам не с такой ненавистью и брезгливостью…

Гитлер немного помолчал, стараясь получше осмыслить услышанное.

– Рейнхард… – наконец произнес он, – вот ты говоришь: «мы». Значит ли это, что ты будешь со мной до самого конца?

– Разумеется, мой фюрер, – ответил Гейдрих, энергичным кивком подтвердив свои слова, – я всегда буду рядом с вами – и в мгновения триумфа, и в часы отчаяния, до самой нашей смерти. Идя на эту жертву, я надеюсь, что фатерлянд нас не забудет, потому что все сделанное мной в жизни от вступления во фрайкор до сегодняшнего момента делалось исключительно ради немцев и Германии.

– Не знаю, не знаю, мой мальчик, – тихо пробормотал Гитлер, – все это так неожиданно… Пожертвовать собой ради Германии, пожалуй, даже почетно; но кто даст гарантию, что эта жертва пойдет впрок?

– Определенно пойдет, мой фюрер, – убежденно сказал Гейдрих, – в нашей партии сильны не только национальные, но и социалистические элементы. Кроме того, крах произойдет далеко не сразу, поэтому у нас есть еще время подготовиться и расставить повсюду национал-социалистические кадры левых убеждений. Можно даже попробовать сохранить партию, поручив ее руководство опять же людям левых убеждений, не замешанным ни в какие преступления. Вот взять хотя бы Отто Штрассера, который сейчас сидит в Швейцарии – человек он достаточно известный и авторитетный в партии, и в то же время ни в чем не замешанный. Кому как не ему договариваться со Сталиным о почетной капитуляции? А мы с вами к тому моменту уже уйдем; причем уйдем так красиво, чтобы это запомнили в веках…

– Рейнхард, – с сомнением произнес Гитлер, – так ты точно уверен, что нам не победить в этой войне?

– Абсолютно точно, – убежденно ответил Гейдрих, – с нашими силами пытаться помешать победе русских – это все равно что бороться с приходом зимы при помощи разжигания костров. А если же при этом мы обратимся за помощью к англосаксам, то вместо костров подожжем собственный дом. Во-первых – русские большевики один раз нас уже побеждали без всякой посторонней помощи, а во-вторых – на той стороне, в будущем, накоплено такое большое количество самого современного оружия, что его хватит, чтобы вооружить три такие Красные армии, как та, что сейчас есть у большевиков. Пройдет совсем немного времени – и вермахт просто расплющат в тончайший блин, после чего крах Третьего Рейха станет неизбежен. Если мы хотим сохранить нашу Германию, а не разбить ее в прах, то нам требуется выбирать, перед кем капитулировать на милость победителя: англосаксами или русскими.

Гитлер вновь прошелся по комнате. Его состояние лучше всего выдавали руки: опущенные вдоль тела, они подрагивали, пальцы то сжимались в кулаки, то судорожно выпрямлялись – и все это выглядело одновременно и нелепо, и жутковато.

Наконец он остановился и бросил на Гейдриха быстрый взгляд.

– Хорошо, мой мальчик, я об этом еще подумаю, – тихо произнес фюрер. После этого он обратил свой взор на рюкзак, который сейчас стоял у ног Гейдриха.

– Рейнхард, – спросил он, – скажи, а что у тебя в том мешке?

– А там, мой фюрер, – ответил тот, – документы, которые мне дали с собой русские из будущего.

Он не спеша поднял рюкзак и стал неторопливо выкладывать оттуда содержимое в виде надписанных картонных папок; их он аккуратно раскладывал на столе – каждую отдельно, давая при этом короткие пояснения: