Второй год

Порадовал Олежка Елисеев. Обед был само собой готов к нашему возвращению и, смыв пыль и пот с рук и лиц, мы сели кушать. И тут Олег поразил нас огуречным салатом. Вообразите себе:

В Афгане.

На операции!

Из ниоткуда!!

Свежие огурцы!!!

Вряд ли хоть кто-нибудь из батальона ездил в дукан и не похоже было, что нашу ласточку выгоняли из капонира в наше отсутствие. Однако, огурцы — вот они! Плавают в растительном масле, пересыпанные репчатым луком, только без зеленой кожуры. Но вкусно — необыкновенно! Можно в полковом магазине купить консервы, хотя я лично контролировал укладку неуставных продуктов перед операцией. Даже маринованных огурцов мы не брали, а тут — свежие. Свежайшие. Фантастика!

— Откуда огурцы, Елисей? — спросил Шкарупа, — смачно хрустя и пуская струйку масла из уголка рта.

— Вкусно? — улыбнулся Олег.

— Еще бы! — я ел салат с не меньшим восторгом, чем Шкарупа с Мартыном.

— Есть еще, — обрадовал Саня.

— В дукан ездили? — спросил Мартын.

— Нет.

— Земляки подкинули? — спросил я.

— Нет.

— Военторг приезжал? — спросил Мартын.

Олег еще немного насладился нашим недоумением и признался:

— Это дыни.

— Как дыни?!

— Какие дыни?! — не поверили мы. По вкусу — самые настоящие огурцы и ни разу не сладкие.

— Они еще зеленые, — пояснил Олег, — у нас, в Ташкенте, весной узбеки иногда их вместо огурцов в салат крошат.

Приятно, черт возьми, возвращаться на броню! Тебя ждет обед с мясом, чай со сгухой, можно есть полулежа, на манер римских патрициев. А тут еще и огурцы! Это не просто — "огурцы", зеленые овощи с базара. Это — уважение, выказанное теми, кто оставался на броне, нам, кто ходил в горы. Это забота пацанов о пацанах. И не надо слов, чтобы понять, что мы — я, Шкарупа, Олег, Мартын, Саня — братья. А Адик с Арнольдом — братья наши меньшие.

Праздник продолжился на следующий день, который должен был стать последним днем операции.

Хумрийцы уже уехали, им до своего полка было рукой подать. Нашему полку был дан день на пополнение бэка, на то, чтобы немного восстановить силы после четырехдневного лазания по горам со стрельбой, словом, "тащитесь, пацаны". Мы разделили дневную фишку по два часа на каждого и когда настала моя смена, я, как положено, одел каску, броник и сел на башню обозревать окрестности. Старослужащие валялись под масксетью, натянутой от носа бэтээра, Адик и Арнольд возились в бэтээре. Через открытые люки мне их было не только видно, но и слышно. Чтобы не сидеть дурак дураком без дела целых два часа я набрал коробок с патронами и стал не торопясь снаряжать ленты. Адик нацедил мне цинковую банку бензина, я побросал в нее те звенья от ленты, которые брал с собой на войну и которые были перепачканы пылью, доставал каждое звено и аккуратно прочищал его старой зубной щеткой, прежде чем заново начинять патронами. За полгода службы в Афгане у меня появился бзик — чистка оружия. Оружие у меня должно быть все время чистым и не просто чистым, а идеально чистым. Кажется, такой же бзик у половины полка.

Красота-то какая вокруг! С одной стороны — горы, с которых мы вчера слезли и которые я ненавижу. С другой стороны — долина и совсем недалеко бахча, вскопанная гусеницами саушек. До меня дошло, что Олег именно с этой бахчи натаскал зеленых дынь. Бэтээры пятой роты вкопаны кольцом, радиусом метров сто пятьдесят и в центре этого круга командирский бэтээр Бобылькова с бортовым номером 350. К командирскому бэтээру подрули бэтээр с номером 340 и с него соскочил командир четвертой роты. Значит, офицеры сегодня вечером будут дружить подразделениями. Вся рота валяется на матрасах под своими машинами, только фишкари вроде меня сидят на башнях и ведут наблюдение, заняв руки чисткой оружия.

— Арнольд! А, Арнольд, — послышалось из нутра бэтээра, прямо подо мной. Наши духи что-то затевали промеж собой.

— Да? — откликнулся Арнольд

— А давай тормозухи выпьем? У меня полтора литра есть.

— Зачем?

— Ну, как зачем? Водилы-деды пьют, тащатся. И мы с тобой маленько кайфанем.

Мне стало интересно. Я прислушался. Арнольд обдумывал ответ.

— Ну, — торопил его Адик, — наливаю?

— А-у-рел, — медленно, с расстановкой ответствовал могучий литовец, — Ну зач-чем ты надо мной прик-кал-лыв-ваешься? Реб-бята и так смеют-тся, гов-ворят, что я — тор-рмоз, а ты мне пред-лаг-гаешь пить тор-моз-зную жид-кость?

Ответ Адика я не услышал. Я упал с башни под бэтээр и повалился между Шкарупой и Мартыном.

— А-а-а-а! — орал я, будто меня ужалила фаланга, — О-о-о-о-о!

Пацаны отодвинулись от меня как от одержимого бесом. В их глазах неудовольствие оттого, что побеспокоили их отдых после лазания по горам, сменилось сначала интересом, а потом желанием побрызгать меня святой водой, слитой хоть из радиатора.

— Ты чего? — спросил меня Шкарупа.

— О-о-о-о-о! — отвечать я не мог. Я плакал и катался с боку на бок, — А-а-а-а-а-а! Арнольд!