Второй год

Песке с тевтонским превосходством взглянула на оконфузившуюся старшую подругу, хмыкнула с заметным презрением и нагнулась за пулеметом. Пока она поднимала его с земли, пока перекидывала ремень через плечо, пока пристраивала его у себя на руках для стрельбы, весь полк смотрел на нее с тем интересом, с которым санитары в дурдоме наблюдают за действиями душевнобольного, который, подставив табуретку, прилаживает намыленную петлю к люстре на потолке. Все знали, что из ПК нельзя стрелять из положения "стоя". В полку был только один человек. Который умел поливать из ПК "с руки". Это был Коля Шкарупа.

Он мне показывал этот трюк и я несколько раз пытался выстрелить хотя бы одну ленту, держа пулемет в руках, как показывают в героическом в кино.

Калибр 7,62 мм.

Винтовочный патрон. Этот же патрон подходит к снайперской винтовке.

У снайперов после огневой подготовки на правом плече натекает синяк. От отдачи.

Попробуйте удержать в руках непрекращающуюся отдачу ста двадцати пяти выстрелов винтовочных патронов.

Колян подсказал мне, что во время стрельбы нужно налечь на пулемет всей массой — отдача выдержит вес твоего тела. Я попробовал: нажал на курок и подал корпус вперед, ложась на пулемет. Ощущение было такое, будто я — пожарный, а в руках у меня брандспойт из которого хлыщет тугая струя воды под сумасшедшим напором. Пулемет водило вправо-влево, вскидывало вверх и он всячески норовил вырваться из рук, не замечая, что со стороны приклада на него давят пять пудов тренированных мускул. Ленту мне выстрелить не удалось ни с первой попытки, ни со второй. Патронов шестьдесят, семьдесят — максимум.

Песке картинно и очень кинематографично ухватилась левой рукой за сошку пулемета, изящно оттопырив наманикюреный мизинчик. Правой рукой она взялась за пистолетную рукоятку и просунула указательный палец в скобу. Широко расставив ноги и выставив пулемет впереди себя он медленно и даже вальяжно покачивалась, перенося центр тяжести с одной ноги на другую. Вероятно, она сейчас представляла себе своего дедушку-эсэсовца, который расстреливал белорусских партизан.

Никто даже не почесался.

Никто и не думал, что она будет стрелять.

Длинная очередь пошла к горам, заслоняющим горизонт. Ствол начал подниматься все выше и выше. Песке уже лупила по синему небу, прямо в зенит. Пулемет не удержался в руках накрашенной куклы и, не прекращая стрелять, поплыл ей за спину. Пули веером пролетели низко над толпой.

Все кинулись на землю и уткнулись носами в пыль.

Пулемет тоже упал на землю и увлек за собой хрупкую Песке. А той глаза сделались бессмысленными и она исступленно продолжала жать на спусковой крючок с ужасом глядя на свою собственную, непослушную ей руку.

Плехов, оказавшийся к ней ближе всех, подскочил к ней и одной рукой вырвал у нее ПК, а другой съездил ей по соплям, чтобы прекратить истерику. Истерика прекратилась моментально, сменившись обильными женскими слезами.

Разочарованная в высоком искусстве толпа, чуть не полегшая от рук самонадеянной эстрадной звездюльки, стала расходиться.

На следующий день произошло событие еще более приятное, нежели приезд в наш глухой угол столичных артистов.

Полк уже был полностью готов к выезду.

Бэка получен, уложен по рюкзакам и бэтээрам, заправлен в ленты и снаряжен в магазины.

Сухпай на три дня распределен ротными старшинами.

Мука, дрожжи, варенье, сахар, маринованные огурцы, конфеты, сигареты и другие полезные на любой войне вещи, уложены в бакшишные ящики и строго охраняются.

Чистые повседневные хэбэшки сданы в каптерки. Вместо них на свет Божий извлечено тряпье четвертного срока — подменка. Полк обрядился в трико, тельники, сетчатые зеленые кэзээски, старую форму и уже напоминает самый большой и бедный цыганский табор.

Ночью объявлена тревога.

Ночью мы снимемся из полка и уйдем на месяц на войну.

Вечером мы последний раз посмотрим фильм и ляжем спать в кровати.

И тут…

Средь бела дня в полк прилетели две вертушки. Дружинин рванул встречать аж на своем УАЗике, хотя от штаба до взлетки было метров сто. Со взлетки в штаб он привез генерал-майора. Прилетевший генерал зашел в штаб, пробыл там некоторое время и двинул в парк.

Весь полк на всякий случай попрятался от греха подальше и настороженно вел наблюдение из укрытий.

Мой командир роты Бобыльков был по званию старим лейтенантом, но одного его мельком брошенного слова было вполне достаточно для того, чтобы законопатить меня на губу.

Мой друг Скубиев был капитаном, но даже легкого шевеления его уса хватило бы на то, чтобы губу я не покинул до дембеля.

Мой комбат Баценков был майором и в моем мировоззрении занимал второе место после Господа Бога. Было даже страшно подумать, что со мной может сделать комбат под горячую руку.

Дружинин, Сафронов, Плехов были подполковники и меня от них разделяло такое же расстояние, какое разделяет Париж и Кзыл-Орду.

Командир нашей дивизии был полковник и я его никогда в жизни не видел, настолько он был для меня недосягаем.

А тут — не майор, не подполковник, а целый генерал-майор из штаба округа!