Второй год

Комок огня фыркнул, вылетел из трубки, влетел в поле и запрыгал между колосьев, брызгая яркими огненными искрами. Сухие спелые колосья принялись, и над полем появился первый серый дым. Показались язычки неяркого пламени. Пятно огня стало расползаться, а осветительный заряд еще продолжал прыгать по ломаной траектории и сеять новые очаги возгорания. Судьба этого урожая была решена, и следующую ракету я запустил в поле по другую сторону бэтээра. Осветительный заряд, точно так же как и его предыдущий собрат из той же пачки, влетел через дувал в поле и как взбесившийся хомяк стал скакать между колосьев, поджигая сухие стебли и листья. Показался серый дым, заплясали оранжевые огоньки пламени, и я с большим удовольствием подумал, что и с этого поля душманам в этом году урожая не снимать.

Через минуту отовсюду потянуло гарью: не я один стрелял по хлебу. Вся колонна повытаскивала осветительные и сигнальные ракеты и выжигала поля справа и слева от себя. Пацаны, у которых на автоматах стояли подствольники, развлекались тем, что запускали гранаты в окна и двери халуп. Башенные стрелки из КПВТ рушили дувалы и халупы. Колонна выползала из Талукана и вдоль ее пути появлялась широкая полоса пепла и осыпавшейся глины. Поля превратились в гарь, дувалы в пыль.

Выбрались мы, кстати, гораздо бодрее, нежели въезжали.

Все по той же ложбине колонна выкатилась наверх, на плато и стала оцеплять кишлак по краю обрыва. Километрах в пяти-шести от нас к кишлаку подъехал какой-то полк, но нельзя было разобрать — Кундузцы это или Хумрийцы. Этот полк тоже стал оцеплять Талукан. Наша колонна поехала по краю обрыва и, словно линейные на параде, вдоль обрыва останавливались бэтээры, соблюдая дистанцию в сто метров.

Так как мы шли в конце колонны, то остановились одними из первых. Сзади нас остановилась бэрээмка второго разведвзвода, а впереди "дробь первый" Адама и Лехи. Между бэрээмкой и "дробь первым" было метров двести расстояния, посередине которого и остановился наш геройский экипаж. Акимов спрыгнул с брони на землю и подошел к краю обрыва. Я пошел следом за ним, но ничего нового там не увидел: все тот же пыльный длинный кишлак, немного разрушенный нашей колонной.

— Вот тут, — Акимов ткнул пальцем в край обрыва, — и окапывайте.

— Прямо на краю? — переспросил я.

В соответствии с Боевым Уставом Сухопутных войск место капонира для нашей ласточки было не над обрывом, а, по крайней мере, в сотне метров от него.

— Прямо тут, — подтвердил замкомроты, — только, мужики, копайте с уклоном. Чтобы башенные пулеметы можно было на кишлак навести.

— А индивидуальные? — продолжал донимать я вопросами офицера.

Акимов поозирался по сторонам и скомандовал:

— Утес на полста метров влево от машины. Первый пулеметчик — двадцать метров влево. Второй пулеметчик двадцать метров справа. Третий пулеметчик тридцать метров справа. Окопы для стрельбы с колена. Бруствер окопов — по краю обрыва. Выполняйте.

"Кому что не понятно? Есть выполнять! Наш экипаж блокирует Талукан по фронту восемьдесят метров. Четыре пулемета плюс два башенных, плюс акимовский АКС-74. Итого семь стволов. Нам хватит. Слева поддерживает разведка, справа — первое отделение нашего четвертого взвода".

Я не стал говорить этого вслух, но, вытаскивая из десантного новенькую лопату, все же отметил для себя, что на операциях я становлюсь гораздо исполнительнее, чем в полку.

Нравится ли мне воевать?

Я не знаю.

Какому нормальному, психически здоровому человеку может нравиться воевать?

Но мне ездить на операции как-то интереснее, чем сидеть в полку. Ну какая развлекуха в полку? В караул сходить, отстоять на посту? Тактика с огневой на полигоне? Фильм по вечерам?

В караул я уже находился, еще успею настояться на своем любимом пятом посту. Тактика и огневая у меня уже поперек горла стоят. До того настрелялся по мишеням, что ни одного лишнего патрона уже выпускать не хочется. Выполнил упражнение четырьмя патронами — и сажусь чистить пулемет. Фильм не каждый день и все больше "про войну". "Про любовь" редко крутят, да и то, я их уже видел на гражданке еще два года назад. А какой интерес смотреть на войне про войну?