Второй год

"Крокодилы" почти синхронно повторяли маневр ми-восьмых. Приближались почти к самому краю обрыва, разворачивались, опускали морды к земле и заново принимались распахивать кишлак. С шумным фырканьем из подвесных установок вырывались четыре реактивных снаряда и, оставляя за собой пышный серый шлейф, неслись к земле, где и заканчивали свой век, выворотив кубометры земли или разметав глиняную хибарку.

В какой-то момент вертушки, собираясь идти на новый заход, сломали курс. Пилоты выровняли уже опущенные было кабины, подняли свои машины в набор и, как пугливые стрекозы при появлении стрижа, ми-восьмые, и "крокодилы" шмыгнули в разные стороны. "Крокодилы" стали уходить вправо, а ми-восьмые показали нам красные звезды на камуфлированных фюзеляжах, уходя прямо перед нами влево, на Кундуз. Я сперва не понял что произошло, что могло вспугнуть летунов и прервать их работу, но меньше, чем через минуту высоко у нас над головами появились и быстро ушли вперед четыре светлых силуэта и нас накрыл гром работающих на сверхзвуке турбин.

Прилетели "свистки".

На строго-настрого "засекреченном" военном языке, на котором разговаривают между собой в эфире командиры, все имеет свое кодовое наименование, о котором душманы конечно же ни сном ни духом не догадываются, потому, что война идет только шестой год. "Карандаши" — это солдаты. "Коробочка" — это БТР или БМП. "Вертушка" — это вертолет. А "свистки" — это "мигари". Вот только что над нами пролетела четверка МиГ-29 и до нас достигла ударная волна рева восьми мощных двигателей.

Свистки пронеслись далеко за Талукан, перемахнув его за какие-то несколько секунд. Долетев до противоположного края плато, они развернулись уже над горами, превратившись в точки. Шумовая волна ушла над кишлаком вслед за ними. Точки, сделав боевой разворот над горами, зависли и стали медленно и плавно опускаться, увеличиваясь в размерах. В нескольких километрах от позиции, на два часа от меня на кишлак заходила четверка мигарей. Нам было хорошо видно, как из-под крыльев каждого МиГа отделились по паре ракет и, сохраняя скорость инерции, эти ракеты пошли к земле. Раздался громкий и частый звук наподобие "б-р-р-р-р-р-рк!", будто по штакетнику провели тремя палками сразу — работала авиационная пушка одного истребителя. Долетев до половины Талукана со снижением, пилоты стали плавно поднимать свои машины вверх. В километре от нас прокатилась волна взрывов, да каких! Земля и обломки подлетали метров на тридцать кверху. Силу удара с вертолетным нечего даже и сравнивать — драчун шестиклассник и боксер-профессионал в тяжелом весе. Если они тут полетают с часок, то чесать нам уже будет нечего. Когда до нас долетели звуки разрывов и гром турбин, свистки уже подлетали к горам за нашей спиной. Мигари развернулись над горами, теперь с нашей стороны и пошли на новый заход.

Месяц назад под Пули-Хумри саушки представлялись мне излишне громкими…

Я ничего тогда не знал о грохоте взрывов. От взрыва ракет воздух-земля не хотелось жить. Если мне было страшновато тут, наверху, то каково же тогда приходилось сейчас душманам в кишлаке, если они там есть? Если от этих взрывов и этого рева турбин у меня заложило уши и нос, то басмач, заползший в щель как таракан в ста метрах от таких мощных разрывов, наверняка уже в этой жизни ни на что не будет способен.

Вот только что-то близковато к нашим позициям по краю обрыва подошли те взрывы.

Свистки прошли ближе к нам, ниже, чем в километре над землей на своей сумасшедшей скорости. Я успел рассмотреть у них под крыльями не отстрелянные ракеты и прикинул, что своими размерами они не уступят "градовским". Только у "Града" в ракете большую часть места и веса занимает реактивная смесь, необходимая для полета до цели, а у этих, видно, в корпус ракеты взрывчатка залита чистоганом.

Когда работают мигари, зрелище красивое, но страшное. Особенно, если ты стоишь и смотришь на их работу с одного километра. Я подумал, что пожалуй, это не те ощущения от жизни, которые мне приятны, и второй раз наблюдать полеты свистков над каким-либо кишлаком мне бы не хотелось.

Со стороны КП батальона взлетела зеленая ракета и Акимов надел шлемофон.

— Семин, Шкарупа, Мартынов, Елисеев, Андрюхов, — перечислил он почти весь наш экипаж через минуту.

— Я, — ответил каждый из нас.

— Собирайтесь на прочесывание. Построение роты через полчаса. На броне остаются только водитель и башенный.

— Утес брать, товарищ старший лейтенант? — уточнил Саня Андрюхов.

Нам не пришлось идти полкилометра до КП роты: ложбина находилась с нашей стороны, за разведчиками, поэтому, вся рота пришла строиться к нам, а дальние даже доехали — два самых дальних в роте бэтээра, стоявшие за километр от нас, поехали в нашу сторону, забирая по дороге попутчиков с других экипажей.

Прежде, чем встать в строй, я в десятый раз осмотрел себя:

Трусы сухие и мне хочется надеяться, что они такими же останутся и через час.

Подменка четвертого срока, в которой уже умерло пять дембелей, но довольно чистая — перед операцией я простирнул ее на прачке.