Второй год

Ремень хороший, кожаный, новый. На нем сзади металлическая фляжка до половины заполненная чаем.

Шнурки на сапожках затянуты крепко, но не туго. Так, чтобы голенище плотно и бережно облегало голеностоп и он не вихлял на камнях.

Броник, из которого я еще в полку вынул титановые пластины, чтобы облегчить вес. Без бронежилета мне никто не позволит встать в строй и на войну не пустит. А так, со стороны, обычный бронежилет. Вот только бы Акимов или Бобыльков не догадались до меня дотронуться.

Поверх броника — БВД. "Боевая выкладка десантника". В нее я положил по одной красной и зеленой ракете, две эфки и одну эргэдэшку. В трех гранатах уже ввинчены запалы, только бросай. В левом нижнем кармашке бэвэдэшки — ИПП. Индивидуальный перевязочный пакет.

Но голове — панама. Поверх панамы — каска.

Всё.

Больше у меня ничего нет. Никакого другого имущества.

Пулемет стоит у моих ног и такой привилегией — не держать в строю оружие в руках — в роте обладают только пулеметчики ПК и агээсчики. То есть, собственно, только наш взвод. Автоматов у нас во взводе только два — у командира взвода прапорщика Кузнецова и у его заместителя старшего сержанта Пименова. У Андрюхи с Елисеем АКС-74У, который никто не воспринимает как полноценный автомат. "Плевалка" она и есть "плевалка". Вот только сейчас я бы с радостью променял свою тяжелую виолончель на маленькую удобную плевалку. Пусть на дистанции свыше двухсот метров толку от того АКСУ никакого, но для ближнего боя он очень даже неплох и гораздо выгоднее пулемета.

К моей виолончели снизу пристегнута коробка на сто двадцать пять патронов. Хорошенько подумав, я решил не оттягивать себе руки запасной коробкой, а просто кинул еще одну ленту через шею. В этой ленте у меня на одно звено больше, чем в коробке — полтораста патронов.

— Рота, становись! — перед нами бодрый веселый старший лейтенант Бобыльков. Кажется, он вообще никогда не унывает. Ни хмурым, ни даже озабоченным я его ни разу не видел. Легко мужик службу тянет. Ротный сейчас тоже в каске, в бронежилете, поверх которого накинута такая же бэвэдэшка как и на остальных.

— Значит так, мужики, — ротный перешел на неофициальный тон, — Ну, в принципе вы все сами видели час назад. Я про то, как Царандой чесал кишлак. Да чего там? С самого начала было понятно, что прочесывать его будем мы.

Тут тон его стал совсем уже некомандирским:

— Мужики, прошу вас… Все, чему я вас учил во время занятий в полку, ради чего гонял вас на полигоне… Все, что вы умеете… Вложите в эти несколько сотен метров. Кроме нас с вами это сделать больше некому.

Самому старшему мужику в роте был двадцать один год.

— Рота, смирно! Слушай боевой приказ, — ротный не повысил голос, просто стал говорить так, к ему и дСлжно было говорить, ставя задачу своей роте, — приказываю провести прочесывание населенного пункта Талукан…

— Рубеж… метров…

— Ориентиры…

— СекторА…

— Первый взвод… Ориентир слева…

— Второй взвод… Ориентир слева — первый взвод.

— Третий взвод… Ориентир слева — второй взвод.

— Действуем парами. Объявляю состав пар…

— Напоминаю, что при входе в любое помещение, сначала кидаете гранату, дожидаетесь взрыва, затем входите сами.

Через ту же самую ложбину, по которой вчера полк заехал в Талукан, сейчас в него стали пешком входить второй батальон, саперы и полковая разведка. Роты подходили к ложбине повзводно и выходили из нее уже цепочкой. Взводные цепочки расходились вправо-влево от ложбины согласно боевому приказу. Каждая рота и каждый взвод имел свою полосу прочесывания и свои сектора наблюдения и обстрела.

Пулеметчики Семин и Мартынов были приданы второму взводу.

Чесали вчетвером: я, замок второго взвода Ахметкулов, Мартын и молодой воин. Гранат я с собой взял всего три, но немного успокаивало то, что у Ахметкула автомат с подствольником, а на боку болтался планшет с десятью ВОГами для него. Наша четверка действовала парами: я — молодой воин, Мартын — Ахметкул. Одна пара идет вперед метров на пятнадцать, вторая прикрывает. Всё как учили.

Самое поганое при прочесывании "зеленки", так это то, что никогда не отгадаешь откуда по тебе выстрелят. Идешь по кишлаку живой мишенью и не знаешь, может на тебя уже навели автомат и сейчас совмещают мушку с прицельной планкой.

Я попробовал представить себе провонявшего потом бородатого душмана, который, зажмурив один глаз, выцеливает меня, и его палец, легший на спусковой крючок… но ничего у меня не вышло. Фантазия у меня слабовата — не смог я представить как меня будут убивать.

Я обернулся назад и увидел, что мы прошли уже метров восемьдесят. Восемьдесят метров — это почти одна десятая часть всего того, что нам нужно пройти для выполнения боевого приказа.

"Другого приказа не поступало, следовательно, до другого края этой чертовой долины меня никто не погонит. Бобыльков же сказал: всего один километр".

Было ли мне страшно?

Да.

Мне было очень страшно.

Я не наложил в штаны, но ноги мои подогнулись, готовые спружинить и откинуть мое тело с оси прицеливания при малейшем настораживающем звуке, откуда бы и с какого расстояния этот звук не донёсся.