Второй год

Зеленка чешется цепью. Цепь идет в линию. Идешь в этой цепи и головой во все стороны вертишь, чтобы не отстать и не вырваться вперед, а быть вровень со всеми. Оружие с предохранителя снято, палец на спусковом крючке держишь, а внутри у тебя все вибрирует от страха и напряжения. Хоть страшно, а все равно идешь, потому, что боевой приказ получен и его надо выполнять. Тебя этому учили, тебя к этому готовили. Все чувства у тебя обострены запредельно. Реакция — мгновенная, на уровне интуиции. Идешь ты и высматриваешь не только на пацанов справа и слева от тебя, не только пытаешься угадать откуда по тебе сейчас или в следующую секунду откроют огонь, но и под ноги себе не забываешь заглядывать прежде, чем поставить ногу для следующего шага. Потому что с этих духов станется и растяжкой улицу перетянуть, и "итальянку" противопехотную они для тебя не пожалеют или какую-нибудь самодельную "игрушку" установят.

Страшно чесать кишлаки. Каждый шаг дается с трудом, как последний в жизни. Ноги не хотят идти, а голова подбадривает и посылает их все равно вперед.

Наш замкомвзвод старший сержант Пименов шел как все в цепи и вибрировал точно так же как вибрировали все остальные. В руках у него был снятый с предохранителя АК-74 и палец, разумеется, как и у всех, лежал на спусковом крючке. Метрах в пятидесяти перед ним над дувалом резко показалась голова. Сержант среагировал молниеносно и именно так как и должен был среагировать — он дал очередь с рук, не целясь. А огневая подготовка в полку два раза в неделю и из месяца в месяц нам прививают навыки стрельбы из положения лежа, с колена, стоя и с ходу. И стреляют в роте после трех месяцев занятий все "на отлично", потому что никому не охота идти в наряд из-за собственного косоглазия. Если боец в состоянии с двухсот метров попасть из своего оружия в консервную банку, то в такую крупную мишень как человеческий кумпол он с пятидесяти метров не промажет даже не целясь.

Попал Саня Пименов.

Я слышал звук этой его короткой очереди "та-тах".

Прямо в голову старшего лейтенанта из особого отдела дивизии.

Секрет "что именно понадобилось комитетчику впереди нашей цепи", убитый навсегда унес с собой в могилу. Что такого замечательного и интересного он рассчитывал там увидеть никто в полку не понял. Особисты — не солдаты, они по другому ведомству проходят: КГБ СССР, а никак не Министерство Обороны. Воевать — не их работа. Делать тому старшему лейтенанту впереди нас было нечего. И рядом с нами — он тоже ничего не потерял. Его место в километре за нашими спинами. В КУНГе или особистском БРДМ. Если он решился проявить бдительность и проследить за нами: не мародерничаем ли мы, то умнее было бы "застроить" роту после того как она вернется с прочесывания и устроить тотальный шмон. А если даже и мародерничаем? Что ему: жалко той несчастной лампы, которую я у афганцев позаимствовал?

После обсуждения этого несчастного и глупого случая со своими офицерами, мы пришли к выводу, что особист погиб по собственной дурости. Если бы я вынырнул из-за дувала впереди цепи, то застрелили бы меня. Просто "на рефлексе". Для этого-то солдаты и равняются по своим соседям, чтобы от своих же пулю не словить. Закон: не теряй соседа из виду! Десять метров до него, двадцать или тридцать. Скроется сосед за дувалом — окликни голосом, удостоверься, что человек живой и идет в одну линию с тобой. Не убежал вперед и не отстал.

Нашего замка немедленно после нашего возвращения из кишлака разоружили коллеги убитого чекиста, посадили в свой БРДМ и увезли в Кундуз.

Вернулся старший сержант Пименов обратно в роту месяца через полтора — притихший и поникший. Рассказал, что из Кундуза его отправили в Ташкент, в окружной трибунал, где с ним разбирались прокуроры и особисты. Вины за ним никакой не нашли, но все это время он просидел не в санаторных условиях ташкентской гарнизонной гауптвахты.

Нас тоже допрашивали особисты, а некоторых и не по одному разу. А что могли сказать те, кто видел сам момент смерти? "Голова резко показалась над дувалом…".

Дурная голова. Ни разу неумная.

Задача: разгромить бандформирования душманов, находящиеся в горах и сопках по другую сторону талуканской долины.

Силы: геройский Хумрийский полк и наш недогвардейский трижды орденопросящий стрелецкий полчок.

Способ доставки личного состава: вертолетный десант.

Не успели мы очухаться после прочесывания Талукана как нас бросили на новую войну. Лететь мне со вторым взводом, с которым мы с Мартыном чесали кишлак. Все бы ничего, да только командир этого взвода — Малек, а это значит, что на некоторое время он становится моим командиром и прямым начальником. Прямей некуда — его приказы обязательны для моего исполнения. Исполнять — не хочется. Не исполнять — себе дороже, потому, что приказы будут отдаваться в боевой остановке и в случае их невыполнения или даже ненадлежащего выполнения при возвращении в полк я дальше Кундуза не продвинусь, ввиду того, что трибунал находится в Кундузе, а не у нас в полку.