Второй год

— О, цх-цх! — обрадовано зацокал окровавленным языком дукандор, — Хуб, командор!

Все так же широко и радушно улыбаясь он выложил на стол горку небольших яблок:

— Бакшиш! — развел он руками совершенно счастливый.

Три девятнадцатилетних пацана завалили в дукан к взрослому, солидному и без сомнения уважаемому афганцу, который имел семью и детей и был для них единственным кормильцем. Он не звал нас ни в свой дом, ни в свою страну.

Но ведь и мы не напрашивались в его долбанный Афган!

Нас повестками вызвали в военкомат и направили в учебки. В учебках мы давали Присягу. Выполняя Присягу, мы по приказу своего командования прибыли в полк и мы не выбирали себе место службы — просто так крутанулась армейская рулетка, папки с нашими личными делами взял в свои руки "покупатель" именно с нашего полка.

Если бы мы не пришли в военкомат для отправки нас бы посадили в тюрьму.

Если бы мы отказались принимать присягу нас бы посадили в тюрьму.

Если бы, приняв присягу, мы отказались ехать в Афган, нас объявили бы дезертирами и посади в тюрьму.

Если бы мы не стреляли по душманам под Талуканом и несколько дней назад в горах, когда громили базу, то в случае, если бы нас не убили сами душманы, наши командиры за трусость и неуместный пацифизм посадили бы нас в тюрьму.

Второй год службы призрак тюрьмы витал где-то рядом с нами и не был какой-то там надуманной страшилкой — Плехов регулярно доводил до личного состава полка приказы с указанием кому конкретно и за что именно влепил срок военный трибунал.

Ну, а раз так, раз у нас нет иного выхода из этого проклятого Богом Афгана, кроме как глядеть на календарь и считать дни до дембеля, то и этой бородатой обезьяне за прилавком мы не дадим никакого иного выбора, кроме как обслужить нас по высшему разряду.

И никакие мы не "злые".

Кто злой? Шкарупа? Олег? Мартын?

Я злой? Да я год назад человека не мог по лицу ударить, а теперь не задумываясь нажимаю на спусковой крючок, когда совмещаю мушку и прицельную планку на цели. Кто меня таким сделал? Акимов? Бобыльков? Баценков? Мой друг капитан Скубиев?

Нет.

Они меня не учили грабить афганцев и бить им в бороду прикладом.

Воевать — учили, а жестокости — нет.

Ответьте мне: кто "отключает голову" у солдата и приучает его жить на автопилоте, действуя безошибочно в той или иной обстановке лишь на инстинктах, выработанных уставами, приказами, инструкциями, наставлениями, многократными занятиями на полигоне и пиковыми ситуациями на операциях?

Система!

А сейчас, в этом тесном дукане, Система проявляется в том, что на нас форма советских Вооруженных Сил, даром, что помятая и нечистая, и у нас при себе оружие. А перед нами — негражданин СССР, находящийся в зоне ведения боевых действий. Даже если бы у него и было оружие, которое он мог бы обратить против нас троих, то это было бы последнее, что он сделал в своей жизни. Я пристрелил бы его тут же, не сходя с места. Пристрелил, дал красную ракету, вызвал Акимова, а тот, как мой командир, предъявил бы военному прокурору и всем особистам нашей дивизии труп уничтоженного мной душмана, застигнутого с оружием в руках.

И ничего бы, кроме медали, мне за это не было.

Система!

Система в том, что это бородатое животное суть насекомое, клоп, мокрица пред Господом Богом своим — сержантом Сухопутных Войск Семиным Андреем Борисовичем. Надавлю ногтем — и щелкнет как гнида отобранной моими руками жизнью.

Нам показалось, что теперь нужная степень доверительности отношений между советской и афганской стороной достигнута. Вон, этот басмач нам даже яблок на бакшиш дал. Теперь можно переходить к торговле. Олег вертел в руках две зеленых купюры по десять афошек и готов был приступить к торгам как азиат с азиатом. Дукандор увидел деньги и… страх перед шурави моментально пал жертвой тяги в наживе и обороту. Ничего с этим не поделаешь — такие уж торгаши народец. Это в крови. Если перед расстрелом торгашу удастся продать свой нательный крестик палачу, то, пересчитав деньги, он умрет через минуту совершенно удовлетворенный своей ловкостью.

— Сколько стоит килограмм яблок? — Олег облокотился на прилавок для долгого разговора.

— Сто афгани! — прорычал дукандор, глядя на афошки в руках у Елисея.

Цена была завышена по крайней мере впятеро, потому что справедливо было бы заплатить только двадцать. Ни в одном дукане от Шибиргана до Пули-Хумри яблоки не поднимались в цене выше двадцати пяти афошек или одного чека Внешпосылторга. Но Олег недаром всю жизнь прожил в Ташкенте и все азиатские хитрости, сопутствующие торгу, знал и умел обходить в совершенстве.

— Откуда родом? — был задан вопрос басмачу и этот вопрос угодил в цель: дукандор не был уроженцем этих мест.