Второй год

Горячую пищу и воду дедам должны были относить духи. Но я сказал Акимову, что молодым нужно отдохнуть с дороги и вызвался быть носильщиком. Вторым со мной пошел Шкарупа.

Ну и дураки же мы были вчера, когда больше двух часов затаскивали пулемет по склону. На верх сопки вел серпантин, берущий начало в ущелье. Три километра извилистой, но относительно пологой дороги — и мы наверху. Не четыре человека, а два смогли бы занести "Утес" наверх максимум за час.

Деды не внесли ясность в наш спор. Их мнения разделились как и у нас. Адам с Лехой нипочем не желали быть оккупантами, а Саня Андрюхов и Кузнец соглашались с тем, что ОКСВА — оккупационные войска. Однако, деды оказались мудрее нас и до драки доводить дело не стали. Когда прапорщик Кузнецов взял автомат и пошел вниз — "на часок", как он сказал — Адам вытащил два косяка и пустил по кругу.

"Убойный чарс!"

Два косяка на пятерых — это перебор. Двадцать два. Меня накрыло так, как никогда еще до этого не накрывало. Я в тупом оцепенении уставился в одну точку и не видел ее. В голове моей вяло трепыхалась мысль такого содержания:

"А зачем в слове "Волга" в середине нужна буква Фэ?".

В тот момент, как мне казалось, я стоял на пороге большого открытия общечеловеческого масштаба и не хватало малейшего толчка, чтобы снизошло озарение. Я ждал этого толчка… и он последовал.

Адам толкнул меня и спросил:

— Сэмэн, а слабо тебе гранату бросить?

— А? — очухался я, но еще не понял причем тут граната?

Гранаты мы бросали на полигоне регулярно и ничего страшного в этом не было.

— Давай, брошу, — согласился я, еще не понимая в чем тут подвох.

— А слабо тебе из моих рук бросить? — уточнил Адам.

Леха с Саней смотрели на меня и хитро щурились.

— Могу и из твоих.

Адам вынул из кармана эфку с ввинченным запалом, зажал чеку, дернул за кольцо и протянул гранату мне. Я видел эту гранату в полуметре от меня в руке у Адама и подумал, что запал горит около четырех секунд. Даже, если я перехвачу гранату так неловко, что отлетит предохранительная чека, то у меня все равно останется целых три секунды, чтобы бросить ее.

На узком гребне сопки был отрыт окоп для стрельбы из "Утеса". Размером он был полтора на полтора метра и глубиной повыше колена. Мы разговаривали, усевшись по периметру и свесив ноги внутрь. Деды сидели спиной к противоположному от позиции склону, такому крутому, что в метре от края окопа перепад высот на склоне достигал около четырех метров. Адам протянул мне гранату, я хотел взять ее из его руки, но рука, расслабленная чарсом, дрогнула и граната упала на дно окопа нам под ноги. Увидев под своими ногами гаранту большой мощности и без чеки, деды без паники подняли ноги и, перекувыркнувшись через голову, оказались далеко внизу на склоне, в безопасном месте. Я тоже сначала хотел поступить как они, но тут у меня в обкуренном мозгу что-то перемкнуло и я вспомнил, что никогда не видел взрыв изблизи. Не знаю почему, но мне сейчас было очень важно увидеть как рванет граната вплотную от меня. Я спустился в окоп и сел на корточки над гранатой, ожидая взрыва.

Прошло две секунды. Очень долго они шли.

О смерти я не думал. Я ждал когда появится пламя и хотел услышать звук.

Прошло семь секунд. Взрыва не было.

На край окопа стали вползать деды и щериться своей такой удачной шутке.

— Мы думали, он на Героя Советского Союза потянуть хочет, гранату собой прикрыл, — Леха показывал на меня всем остальным, — а он смотрит на нее как ботаник на кузнечиков.

Тут только до меня дошло что должно было произойти — мое разорванное тело должно было подкинуть взрывной волной вверх, разорвать на части и упавшие обратно на землю нашпигованные осколками куски парного мяса служили бы уродливой карикатурой на полноценный труп сержанта Семина, погибшего "при выполнении интернационального долга".

— Уроды вы, вот вы кто, — грустно сказал я, взял свой пулемет и не оглядываясь на Елисея пошел вниз, к броне.

Гранату и запчасти к ней, я тоже, между прочим, с собой прихватил. Ничего сложного: взяли запал, не вворачивая в гранату взорвали его, а потом собрали и ввинтили как положено. С виду — боевая граната с рабочим запалом, потому, что прогоревший стержень вкручен и его не видно. Можешь хоть два часа крутить ее в руках, но не отличишь от боевой.

"А почему бы и мне не пошутить?".

Внизу на позиции минометчики собирались обедать. На плащ-палатке был уже положен нарезанный хлеб, расставлены тарелки, оставалось только снять с костра казанок. Усевшись в круг возле "стола" минометчики смотрели как кашевар кусочками картона пытается обхватить горячие ручки казанка.

— А это вам на десерт, — вместо "приятного аппетита" я подошел к минометчикам, показал гранату, выдернул кольцо и кинул зеленую ребристую чушку им на плащ-палатку.

Отличников боевой и политической подготовки стремительней чиха разметало взрывной волной инстинктивного страха.

— Дурак ты, Сэмэн, — сообщили они мне через полминуты, вылезая из укрытий, — лучше иди отсюда.

"Не поняли шутки. Не оценили…".

Энергия требовала выхода — надо мной пошутили, а я еще ни над кем!