Наклонившись, Касквит подумал: Вот как я выгляжу. Я ничего не могу с этим поделать. Маленькие глаза, белые с темным центром, складки кожи в их внутренних уголках еще больше сужают их, почти не имея того угла зрения, которым обладала раса. У Кассквита над ними тоже были полоски волос - тосевитские сигнальные органы, как назвал их Томалсс, - но эти полоски были обрезаны вместе с остальными. Выступ ниже и между глазами, в котором располагались ноздри. Абсурдно маленький рот с подвижной мягкой тканью вокруг него и дико разнообразным набором зубов внутри.
Язык Кассквита высунулся наружу для критического изучения. Да, это требовало критики, короткой, резкой и непринужденной. Снова, и не в первый раз, Кассквит задался вопросом, может ли хирургическое вмешательство исправить этот недостаток.
“Какая от этого польза?” Спросил Кассквит, снова выпрямляясь. “Какая от всего этого польза? Они могут вырезать это и те и, возможно, сделать еще кое-что, но это не поможет, не совсем. Я все равно буду выглядеть вот так ”.
Возможно, Томалсс был прав. Возможно, зеркалу не следовало вмешиваться. В конце концов, какое бы это имело значение? Я тосевит. Я хотел бы, чтобы меня не было, но я есть. С зеркалом или без, я это знаю.
Кассквит подошел к компьютерному терминалу, надел накладные пальцы и вернулся к предыдущей игре. Но она не увлекла его, как это было до встречи с Феллессом. Реальность имеет свойство врываться внутрь, подумал Касквит. Самое лучшее в компьютере то, что он не знает - а если и знает, то ему все равно; ему действительно все равно - я тосевит. Это одна из причин, по которой это так весело. Что касается компьютера, я не хуже любого другого. Как я могу продолжать верить в это, даже воображать это, после встречи с женщиной прямо из дома?
“Домой”, - повторил Кассквит, произнося это слово как протяжный вздох тоски. Я знаю, что делать. Если меня представят Императору, я знаю, как прогнуться, я знаю все надлежащие ответы. Томалсс мог бы мной гордиться.
Еще один смех с открытым ртом, на этот раз, по крайней мере, достаточно тихий. Как будто кто-то мог представить императору тосевита! Касквит сделал паузу. Императору могли представить тосевита, но как диковинку, а не как человека, который почитал бы его, как это делали Раса, халлесси и Работевы. Этого было недостаточно. Это разозлило Кассквита. Я заслуживаю почтения к Императору, как и любой другой!
“Успокойся. Ты становишься слишком возбужденным”, - сказал бы Томалсс, будь он там и знай, что на уме у Касквита. Спокойствие далось нелегко; как объяснил Томалсс, гормоны, которые вызывали физическое созревание у тосевитов, также были склонны вызывать перепады настроения, более сильные, чем те, которые испытывала Раса вне короткого брачного сезона.
Томалсс сказал правду там, как и везде, подумал Касквит. Учитывая все обстоятельства, я бы предпочел не проходить через взросление.
Еще один неохотный поход к зеркалу. На этот раз Кассквит не наклонился, а вздохнул, наконец отведя взгляд. Конечно же, двойные выпуклости ткани в верхней части туловища затрудняли чтение линий, нанесенных на ее тело краской, чем они должны были быть.
И это было далеко не худшее из изменений, которым она подверглась. Отрастание новых участков волос было очень плохим. И, если бы Томалсс не предупредил ее, что у нее будет циклическое кровотечение из половых органов, она наверняка подумала бы, что заболела какой-то страшной болезнью, когда это началось. Раса не испытывала подобных гротескных неудобств. Томалсс договорился о том, чтобы доставить тосевитские гигиенические прокладки с поверхности нижнего мира для нее. Они работали достаточно хорошо, но то, что она нуждалась в таких вещах, раздражало ее.
Но еще более огорчительными были охватившие ее чувства, для которых в языке Расы, казалось, не было названий. В кои-то веки Томалсс мало чем помог с ними. Бесстрастные замечания о репродуктивном поведении никак не повлияли на замедление стука сердца Кассквит, свиста ее дыхания и ощущения, что в купе было даже теплее, чем обычно.
Она нашла то, что сработало. Ее рука скользнула вниз по ее нарисованному животу. Сама по себе ее поза изменилась, так что ноги были расставлены шире, чем обычно. Она посмотрела в потолок, на самом деле не видя его, на самом деле ничего не видя. Через некоторое время она очень тяжело выдохнула и немного задрожала. Ее пальцы были влажными. Она вытерла их салфеткой. Она знала, что теперь ей будет легче какое-то время.
2
Пекин устроил драку вокруг Лю Хань. На ней были длинные темно-синие туника и брюки и коническая соломенная шляпа крестьянки. У нее не было проблем с исполнением роли; она жила ею, пока маленькие чешуйчатые дьяволы не спустились с неба и не перевернули Китай - перевернули весь мир - с ног на голову.
Ее дочь, Лю Мэй, которая шла по хутунг — переулку - рядом с ней, была доказательством этого. Повернувшись к Лю Хань, она сказала: “Надеюсь, мы не опоздаем”.
“Не волнуйся”, - ответила Лю Хань. “У нас достаточно времени”.