Второй круг

Приехав на работу, Росанов открыл папку приказов, любопытствуя, какие произошли передвижения в верхах. Впрочем, какая разница, какому богу молиться? Все одно лоб трещит. Но этого очень интересного приказа еще не было: работающая серьезная комиссия подгребала под себя, как курочка, все новых и новых виновников и «соучастников» Мишкина.

— Тебе поручение, — сказал Петушенко, делая геройское, «под Строгова» лицо, — поймай ночью спящего Строгова и его ставленника — бездельника Дубова. Поймай и с каждого — по сто процентов.

Росанов кивнул, а сам уже нашел себе работу, которой хватит на ночь, и ответил мысленно:

«Сам лови!»

У Петушенко была язва желудка, и он, как многие мающиеся животом, не умел молчать. А так как говорить с техниками невозможно и небезопасно, избрал в качестве душеприказчика Росанова.

— С поездкой за кордон возникли некоторые трудности, — сказал он, — я ведь холостой, а холостых не посылают, чтоб не было аморалки. А тут жена будет зорко следить за моральным уровнем. Так-то у меня бывали бабенки, да все боязно связываться с какой-нибудь по-настоящему. А теперь мне тридцать восемь, и тут как в сказке: чем дальше, тем страшней.

— Хорошо бы, конечно, съездить за кордон, — согласился Росанов, — любопытно поглядеть, как там люди живут. А то ведь живешь и не знаешь ни черта. Доморощенная мудрость недалеко ушла от глупости. Так, кажется, сказал один товарищ?

— Но главное — заработки. На данном этапе материальная заинтересованность имеет немаловажное значение в деле нашего, значит, строительства. Я оттуда через два-три года приеду на собственных колесах. Разве это плохо?

— А что вы делали, чтоб вас послали туда?

— Ну как что? — задумался Петушенко. — Ну, отличная работа. Чтоб, главное, никаких нарушений. Политическая грамотность — газеты. Ну и, конечно, высокий моральный уровень. Чтоб насчет пьянки и баб — ни мур-мур. Ну и на собраниях надо выступать, бия себя в грудь, чтоб видели, что ты, значит, болеешь за производство. Все должно — быть по-умному.

Петушенко и Росанов забрались в кабину самолета. Петушенко занял кресло командира (он и тут не забывал о субординации) и закурил.

— Главное, чтоб тихо и по-умному. И в самолетах кури осторожно.

— Я в самолетах вообще не курю. Если я курю, то как же требовать от других?..

— И если убрано, не оставляй окурков в пепельнице, — перебил его Петушенко. — Все должно быть тихо, как украинская ночь…

Росанов поднялся было уходить, но Петушенко остановил его, тонко ухмыльнувшись.

— Все можно. Погоди-ка. Все! И курить, и пить до потери пульса, и насчет баб можно так, чтоб перья летели. Только тихо. Моральный кодекс должен быть на недосягаемой высоте. И я тебе ни хрена не говорил. Понял?

— Так точно!

Росанову надоела болтовня Петушенко. Он сказал:

— Пора заняться высотной системой.

Не успел он отойти от самолета, двигаясь в противоположную от Петушенко сторону, как откуда-то выскочил Строгов. Росанову показалось, что он прятался за колесом.

— Как дела, инженер? — спросил Строгов, улыбаясь своей героической улыбкой.

— Да вот думаю, что там с высотной системой.

— А-а.

— Давайте-ка займемся ею.

— Можно… Скоро ли наш Петушок-Лепесток упорхнет в голубую даль?

Строгов помахал руками, изображая взмахи крыльев.

— Не знаю. Ему жениться нужно.

Строгов нахмурился, как будто вспомнил о чем-то неприятном, но тут же снова заулыбался.

— Да, плохо Лепестку. Надо ему и в самом деле срочно найти бабенку. А как из кожи лез! И в грудь себя бил, и моральный уровень поднимал, и с пьянством боролся. Как Мишкин. И все у него всегда будет в норме. Ведь он с такой стороны подходит к самолету, откуда рукой не дотянешься. Выговоров получать никогда не будет. А ты будешь. Я бы на твоем месте кинул его за борт, сделал бы ему «козу».

Строгов захохотал.

— Как это — козу?

Строгов для пояснения сделал двумя пальцами — указательным и мизинцем — «козу» и пошевелил «рогами».

— За борт истории кинул бы его, как Стенька Разин княжну. Швыр ее за борт истории — и привет вам! Шучу!

Строгов нахмурился.

— Вначале проверим систему на герметичность, — сказал Росанов, — может, там дырка в трубопроводе, а мы будем мудрить. Как вы думаете?

Строгов разобрал «козу» и почесал бывшим «рогом» лысину.

— Там, конечно, может быть все просто.

На бетонке, освещенной десятками прожекторов, двигались десятки длиннейших теней, создавая ощущение многолюдства и шороха. На горизонте все еще алела закатная полоса. Росанов свернул к телефонной будке и вызвал к самолету установку для запуска двигателей и техника по электрооборудованию.

— А я не умею кидать, — сказал он, подходя к Строгову, — даже не знаю, как это делается.

Ему было любопытно, что скажет Строгов.

— Проще простого. Одно движение — и ку-ку!

Росанов поглядел на Строгова ободряюще. Тот продолжал: