Надев их и затянув ремешки, он заметил, что правый сделан чуть жёстче, наверняка с расчётом на его повреждённую ногу. Сделав в мозгу засечку, что надобно непременно поблагодарить отца Никиту за его труд, и взяв вместо посоха палку, Сергей отправился приводить себя в порядок. От отца Фаддея он уже знал, что неподалёку есть освящённый родник, к которому от церкви ведёт тропинка. Найти её оказалось несложно, и вскоре юноша с наслаждением умылся ледяной водой. «Сейчас бы ещё принять душ» — мечтательно думал парень на обратном пути.
Проходя мимо церквушки, Серёжа услышал торжественные голоса: знать, служба ещё не закончилась. От нечего делать, он нерешительно приблизился к дверям избушки, над которыми была вделана небольшая иконка Спасителя.
«Господи помилуй» — сами собой всплыли слова в голове, и парень почувствовал непреодолимое желание перекреститься.
Дивясь происходящему, он робко приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Все батюшки были задействованы в службе. Один, с массивным крестом поверх рясы, воздев руки к небу, нараспев что-то торжественно говорил на полупонятном церковно-славянском языке. Двое батюшек, в одном из которых Серёжа узнал отца Фаддея, стояли рядом. И четверо батюшек, в том числе отец Никита, самозабвенно пели, не обращая внимания, казалось, ни на что.
Захваченный необычным зрелищем, Серёжа так и простоял в дверях до окончания службы. Когда служба закончилась, юноша поражённо признал в главном монахе, который вёл службу и наверняка являлся настоятелем, отца Георгия. А тот, заприметив его, молча подошёл, улыбнулся и перекрестил. «Благословил», как объяснил потом отец Никита.
В монастыре действительно было всего семь монахов. Небольшой хор составляли отцы Никита, Симеон, Иона и Климент. Последние двое трудились на огороде и скотном дворе соответственно. Выяснилось, что в монастыре держали коз. Откуда они здесь взялись, Серёжа так и не спросил, но факт оставался фактом: в небольшом сарайчике в лесу, недалеко от источника трудился немощный отец Климент, заботясь о трёх козочках и одном козлике. Как Серёжа потом узнал от отца Симеона, во время постов из жирного козьего молока в монастыре заготавливали масло и сыр.
Второй батюшка, что сослужил сегодня настоятелю отцу Георгию, оказался казначеем обители, самым старым из монахов, отцом Афанасием. Могучего телосложения, высокий и седовласый, он будто бы сошёл с древних икон. Спокойный и кроткий взор его выцветших зелёных глаз создавал впечатление, будто древний старец уже одной ногой в Царствии Божием, хотя, наверняка так оно и было. Он был последним из пришедших когда-то с отцом Игнатием монахов, все остальные дожившие до нашего времени старцы, в том числе и отец Георгий, пострижены и рукоположены в священники были уже в скиту.
— Все мы иеромонахи, — сказал юному гостю отец Афанасий, ведя после службы в свою келью. — Все равны перед Богом и друг другом.
— А как же отец Георгий? — любопытно спросил Серёжа, слабо представляя себе, что значит приставка «иеро».
— Он избран нами настоятелем, благословлён на этот подвиг великим отцом Игнатием, — согласился батюшка, но тут же добавил, — но Хиротония, Рукоположение в епископа, по правилам всегда совершается собором, то есть минимум двумя другими епископами. Отец Георгий сразу сказал, что не дерзнёт принять в монастырь новых насельников. Да, надо сказать, никто к нам за последние лет пятьдесят и не просился, — усмехнулся в бороду старец.
Его келья находилась аккурат напротив общей трапезной. Убрав деревянный засов, он пригласил гостя внутрь.
Комнатка была точно такая же, как и выделенная Сергею, за одним исключением: здесь не было табурета и «кровати», зато стояли друг на друге огромные грубо сколоченные сундуки и закрытые старыми тряпками короба. А в углу у окна располагалась полочка с несколькими иконами и лампадкой.
— Они почти пустые, — обведя взглядом своё богатство, с печалью поведал старик. — Когда-то у меня хранились все излишки братии: запасные подрясники, ткани, что мы с собой взяли, лампадное масло, свечи… Да, давно это было, — тяжело вздохнул он, вмиг превращаясь из величественного старца в опечаленного дряхлого старика. — Да и наш час уже не за горами, но я бы хотел ещё разочек зажечь лампадку. Мне её отец Игнатий подарил, в день Хиротонии, да масло давно у нас закончилось. Чуть-чуть ещё в алтаре припасено, на Пасху.
И он принялся убирать заполненные чем-то короба. Опомнившись, подросток бросился ему помогать. Только потом, освободив крышку нужного сундука, Сергей почувствовал, что на сегодня явно перенапряг ногу: она начала неприятно побаливать.
— Здесь запасы на зиму, — пояснил отец Афанасий, кивнув на с таким трудом снятые короба. — Сушёные ягоды да грибы. Прости: каюсь, забыл про твою ногу.
— Да ничего, — махнул рукой парень, опять ощущая неловкость: ну почему эти монахи такие внимательные?