Старик открыл крышку заветного сундука, содержащего остатки бывших монастырских «сокровищ». Внутри, кроме обычного дачно-огородного инструмента: топорика, широкого рубанка да банки гвоздей, — лежала небольшая шкатулка. Её-то отец Афанасий и вытащил. В ней оказались старые нитки да ржавые иголки. Не успев спросить, зачем старику они сейчас понадобились, Серёжа и сам всё увидел: под подушечкой для иголок в маленьком мешочке оказались три нательных крестика, которые монах и вытряхнул себе на руку.
— Ну, выбирай, — велел отец Афанасий, протягивая крестики мальчику.
Сергей в нерешительности замер. Первый, потемневший и самый невзрачный, был, по ходу, серебряным: почисти, и засверкает не хуже нового. Второй, тёмный и немного позеленевший, — бронзовый. Настоящая дореволюционная реликвия, такие только где-то в книжке он видел. Последний был искусной резьбы деревянный. И как только не истлел за 80 лет? Парень метался в своём выборе: не хотелось выставлять себя перед монахом излишне жадным, но и прогадать он не желал.
— Выбирай по сердцу, — посоветовал старец, терпеливо дожидаясь решения гостя.
— Этот, — решившись, указал Серёжа на бронзовый.
— Ну что ж, быть тебе монахом, — безапелляционно заявил отец Афанасий озадаченному подростку и, взяв нитку потолще, надел крест ошеломлённому гостю на шею. — Смотри, больше не снимай.
— Я никогда и не снимал, — безуспешно стараясь собрать воедино свои мысли, промямлил Сергей.
Немного погодя, Серёжа, наконец, добрался до кухни, где ему предстояло помогать отцу Симеону. Однако кроме добродушного на вид круглолицего батюшки с серой бородкой и седыми волосами, собранными какой-то верёвкой в «конский хвост», здесь же его поджидал и мрачный отец Фаддей. Строго зыркнув на «больного», монах, однако, ничего не сказал, к чему внутренне и даже с каким-то смирением уже приготовился мальчик. Усадив подопечного на табурет, старик ловко расшнуровал ему правый лапоть и, прицыкнув языком, осмотрел немного опухшую ногу.
— Больно? — скорее утверждая, спросил монах.
Серёжа кивнул, не найдя в себе сил соврать. Отец Фаддей лишь вздохнул и попросил отца Симеону подать заранее приготовленный в миске компресс из каких-то трав. Наложив сверху повязку, он велел гостю возвращаться в свою комнату и до вечера не вставать.
— А послушание? — невольно вырвалось у Серёжи.
— На сегодня ты уже своё отбегал, — отрезал грозный монах. — Завтра приступишь.
— Чем же я буду заниматься до самого вечера? — больше для себя проворчал парень, ковыляя из кухни, но, на беду, был услышан.
— У отца Афанасия где-то должно быть Евангелие на русском языке. Он тебе его принесёт. Но с кровати до ужина ни ногой!
Так Серёжа и оказался заперт в своей временной комнате-келье наедине с Евангелием. От нечего делать он действительно стал читать…
Вечер наступил слишком уж быстро. Подросток, к своему вящему удивлению, так увлёкся Писанием, что с трудом оторвался, когда отец Никита пришёл звать его на ужин.
— И, как прошло послушание? — будто не зная, чем гость занимался весь день, спросил по дороге в трапезную батюшка.
— Я… меня отец Фаддей… — замялся Серёжа, приостанавливаясь у дверей в обеденный зал. — В общем, я не справился, — выпалил он, отводя взгляд.
Однако старик не стал его упрекать, а, напротив, осторожно приподнял его лицо за подбородок, заставив вновь посмотреть на себя, и добродушно улыбнулся. В проницательных глазах старика было столько тепла, что парень на время даже дышать позабыл.
— Ты правильно сделал, выполнив повеление отца Фаддея. Он твой врач, и его распоряжения для тебя в данной ситуации должны быть важнее всех прочих.
— Если бы я его изначально послушал и сидел в храме на скамейке, он бы не запретил мне помогать отцу Симеону, — признался Серёжа ласковому батюшке и, что куда ценнее, самому себе.
— Я рад, что ты это понимаешь, — ободряюще сжал его плечо старик. — Но Господь попустил это к твоей же пользе. Вижу, Евангелие пришлось тебе по душе.
Сергей лишь кивнул, не в силах выразить того чувства, что переполняло его после чтения Книги. Будто невидимая стена, до этого надёжно закрывающая его от какого-то другого, таинственного и непознанного им мира, начала разрушаться. И ещё в его сердце поселилось упорное, но нелогичное, чувство, будто всё это он когда-то уже знал и даже видел (!).
— Евангелие можешь оставить себе, — вырвал его из размышлений голос отца Никиты. — Отец Афанасий не против. За много лет ты первый, кто читает на русском.
К счастью, отвечать на это странное заявление не пришлось. Перекрестившись, старик открыл двери и пропустил гостя вперёд. За длинным столом собралась вся монастырская братия. Помолившись, монахи чинно принялись за еду, будто вкушали не обычную картошку с малосольными огурцами, а минимум какой-то заморский деликатес. Не имея привычки «хлопать клювом», Сергей в момент смёл всё то, что было на его тарелке. Не шибко наевшись, он был искренне благодарен отцу Симеону, который молча положил гостю добавки.