Оллистер вовсе не казался испуганным; он преспокойно восседал за столом, делая вид, что занят документами.
– Да из них врачи как из меня балерина.
– Не подозревал за вами чувства юмора, лейтенант.
– И что они здесь делают?
– То, с чем вы не справились. Но теперь у нас есть настоящие специалисты.
– На чём же они специализируются?
– На делах вроде этого. Делах, которые, если позволите, вас совершенно не касаются.
– Делах? Мы говорим о ребёнке, майор, а не о каких-то там делах.
– Тем не менее отныне этим будут заниматься именно они. Вот здесь у меня, – майор кивнул в сторону лежащих на столе бумаг, – приказ. Прямо из Вашингтона. Завтра мальчика увозят.
– Увозят?
– Точнее, переводят в институт.
– Какой ещё институт?
Оллистер поднялся.
– Забудьте о нём, лейтенант. Это уже не ваша забота.
– И вы позволите использовать ребёнка в качестве подопытного кролика, майор?
– Не надо патетики, доктор, – усмехнулся Оллистер. – У вас плохо получается.
– Вы не ответили.
– А я и не обязан. Тело было найдено на территории, контролируемой правительством Соединённых Штатов Америки. Это государственная собственность.
Джессоп остолбенел:
– Но человек не может быть государственной собственностью!
– Хватит делать из мухи слона, лейтенант! – осадил его Оллистер. – Засуньте уже свою гордость и гуманистические порывы в карман халата и не создавайте мне проблем. Мы друг друга поняли?
Лейтенант не отвечал, лишь бросив на майора косой взгляд – единственный оставшийся у него способ выразить недовольство.
– Так мы друг друга поняли? – повторил Оллистер, расправляя плечи, чтобы казаться ещё выше.
– Да, сэр, – буркнул доктор. – Прекрасно поняли.
– Они забирают его с собой, – выдавил Джессоп. – Уже завтра.
– Да, я слышал, – ответил Уоррен.
Доктор удивлённо взглянул на него, ожидая объяснений.
– Говорил с Алексом.
Джессоп кивнул:
– Ясно.
– Он едет домой, лечиться.
По приказу майора Оллистера юный ассистент профессора Уоррена был заперт в своей комнате и отдан под ответственность доктора Джессопа, который подверг его седативной терапии. Теперь Алекс, столь мучительно боровшийся с бессонницей, гонял своё отяжелевшее тело туда-сюда по стерильно чистой комнате, отчаянно пытаясь не уснуть.
– Ему понадобится немало времени, чтобы снова встать на ноги. Домашняя обстановка и нормальный суточный цикл – вот что для него главное, – изрёк Джессоп.
– Мне показалось, он успокоился.
– Два грамма веронала в день успокоят даже сорвавшегося с цепи Кинг-Конга. Оллистер не хотел рисковать, особенно пока под ногами путаются те ребята, – добавил доктор, махнув рукой куда-то в сторону двери.
– Алекс – хороший парень… – заметил Уоррен. – В обычном состоянии он бы и мухи не обидел.
– Верю. Как бы то ни было, о нём я сейчас меньше всего беспокоюсь. Меня волнует, что будет с мальчиком.
Уоррен развёл руками:
– Думаю, его будущее больше от нас не зависит.
– Вы не правы. Мы первые, кого этот мальчик увидел, когда очнулся, первые, с кем он говорил. Он доверяет нам. Вам доверяет!
Профессор вспомнил, как мальчик смотрел на него, как в детских глазах загорался свет, едва они встречались с его, Уоррена, взглядом. Но быть чьей-то последней надеждой…
– И что вы намерены делать? – огрызнулся он. – Думаете, сможете убедить Оллистера не отдавать ребёнка? Только не говорите, что решили захватить самолёт!
Джессоп молчал.
– Да бросьте! – расхохотался Уоррен. – Это же дезертирство!
– Для меня – возможно. Но не для вас.
– Для меня?.. – аж подскочил Уоррен. – Кажется, от долгого пребывания на солнце крыша поехала не только у Алекса! – гневно воскликнул он.
– Моя крыша на месте, – усмехнулся Джессоп.
– Вы хотите похитить ребёнка из-под носа у федералов, или чёрт их знает, кто они там есть, и утверждаете, что крыша на месте? Ничего себе наглость, я вам скажу!
– Ну, в стороне я не останусь, это уж точно.
– Да вы вообще знаете, что с ним собираются делать? Откуда такая уверенность, что случится нечто ужасное?
– Задам вам встречный вопрос: вы готовы дать им его увезти? Абсолютно уверены, что ничего плохого не случится?
Уоррен взглянул Джессопу в глаза, мигающие, чуть косящие из-за потрескавшихся линз, и прочёл в них завидную решимость. И что-то ещё, что Джессоп предпочёл бы сохранить в тайне.
– Абсолютной уверенности у меня нет, – признался профессор со вздохом. – Но, мне кажется, это уже не наша война.
– Думаете, сможете завтра спокойно уснуть, не зная, что случилось с мальчиком?
Мои сны и без того полны кошмаров, хотел было ответить Уоррен, но только покачал головой и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя ужасно усталым. Усталым и уязвимым.
Джессоп расправил плечи, словно до того момента на них лежал тяжкий груз, который ему наконец удалось сбросить, и, понимающе улыбнувшись, нанёс последний удар:
– Считайте это вторым шансом.
Уоррен вопросительно взглянул на него.
– Может быть, я и ошибаюсь, – сказал доктор, – но, думаю, тогда, на скале, вы могли потерять нечто очень важное. А вместо этого нашли
Мальчик впервые очутился снаружи.
Только это «снаружи» сильно отличалось от того, которое он помнил.
Это «снаружи» было совсем другим.