Второй шанс Роберта Уоррена

Уоррен словно заглянул в прошлое: так бывает, когда видишь старинную гравюру, дагеротип, тень, отражение, образ чего-то, что больше не существует. Теперь профессор был окончательно уверен в том, что они с доктором Джессопом до сих пор только предполагали: Джим представлял собой загадку, перешагнувшую порог времени, каким мы его знаем, а значит, на сегодняшний день непостижимую. Потому-то он и стал бременем – возможно, слишком тяжёлым для усталых плеч Роберта Уоррена.

– Но главный абсурд ситуации в том, – продолжал он, использовав тот же эпитет, что и Сьюзен, – что как раз времени-то у него больше и нет. Что-то заставляет мальчика быстро стареть. Слишком быстро – настолько, что я не представляю, сколько ему осталось.

В глазах Бет блеснули слёзы. Нет, сказал себе Уоррен, она не доносчица. Или просто гениальная актриса.

– Боже мой, – вздохнула женщина. – И что ты будешь делать дальше? Куда ты поедешь?

– В Бостон, – ответил Уоррен. – Завтра с утра.

– Господи, Боб! Да эти парни, – кивнула она в сторону дома на Иден-роуд, – только и ждут, что вы вернётесь в Бостон. Наверняка квартира Сьюзен под наблюдением.

– А я и не пойду к Сьюзен.

– Нет?

– У меня куча денег в сейфе, в Первом Национальном. Заберу их и увезу Джима подальше, туда, где его не найдут.

– Нет такого места. Эти люди найдут кого угодно и где угодно.

– Значит, сделаю так, чтобы не нашли, – заявил Уоррен, всем своим видом демонстрируя уверенность.

Но Бет, вмиг разгадав блеф Роберта, застыла, нервно вцепившись в край стола.

– Думаю, тебе стоит увезти его в Ирландию, – сказала она наконец. – Домой. Если и есть шанс восстановить его прошлое, он там.

– А что, если его прошлое здесь, в Америке? Если они спаслись, как и сам Джим?

– Они?

– Его семья.

– Ледяная семейка. Красиво звучит, – усмехнулась Бет.

Уоррен поморщился.

– Прости. Это была неудачная шутка.

– Да уж, не слишком. В любом случае Ирландия большая. Как мне найти его семью или то, что от неё осталось?

– А вот это я и собираюсь выяснить. – Бет поднялась со стула, вышла и, через минуту вернувшись с записями, которые делала в библиотеке, протянула их Уоррену. Это были английские фразы, переведённые на гэльский, и наоборот. – Попробуем поговорить с Джимом.

Уоррен кивнул. Он знал, что должен что-то сказать, но не понимал, что именно; хотел выразить благодарность хотя бы усталыми глазами, но взгляд вышел таким вялым и скользким, что Бет воскликнула:

– Даже и не думай, профессор Уоррен! Я делаю это для мальчика, и только для него. Понятно?

Они поели втроём, Джим, Уоррен и Бет, словно маленькая семья, собравшаяся вместе в непринуждённой домашней обстановке. Вечер был наполнен понимающими подмигиваниями, улыбками, приглушёнными короткими фразами, тихим перезвоном столовых приборов, бульканьем воды, льющейся в высокие бокалы цветного стекла, и мягким светом, бросавшим на предусмотрительно задёрнутые шторы (хотя солнце ещё не село) беспокойные тени.

После ужина оставшийся за столом Джим сосредоточенно наблюдал, как Бет моет тарелки, а Боб их вытирает.

Потом Бет сказала, что прогуляется до Иден-роуд. Уже выходя, она задержалась в дверях, украдкой бросив взгляд на мальчика и мужчину, сидящих рядом на диване у зажжённого камина, и рассеянно отметила, как кольнуло сердце. Впрочем, что тратить время и выяснять? Не всё ли ей равно, чем вызвана эта внезапная резкая боль: изредка настигавшей её горечью от неполноты собственной жизни или просто сочувствием к двум одиноким душам, пытающимся найти себя?

– Машина ещё там. Те парни внутри, – холодно бросила она, вернувшись. И тотчас же пожалела о своём тоне: ведь причину боли в сердце, которую якобы не стоило выяснять, она на самом деле прекрасно знала.

– Спасибо, Бет, – пробормотал Боб.

– Можешь спать здесь, на диване, – сказала Бет, доставая одеяло и подушку из сундука, стоявшего возле стены. – Джима я положу в кабинете.

– Чудесно.

Кабинетом Бет служила небольшая комнатка со старым диваном, при необходимости превращавшимся в небольшую кровать.