Вторжение

Витя бросил трубку телефона на кресло, а сам снова закрыл глаза. Боже… напряжение последних дней весьма заметно отражалось на здоровье — стало скакать давление, появились какие-то потемнения в глазах, постоянно ныл затылок. Хотелось все бросить, всех этих майлеров, стрессеров, лихих и бримов, после чего просто уехать в Россию, в деревню к бабушке. Упасть на мягкую кровать и спать, спать до первых петухов, чтобы потом выпить ядреного деревенского самогона, закусить хрустящим огурчиком, и снова зарыться в огромные деревенские подушки…

Но нужно было работать, и Витя поднялся. Отыскав телефон, он набрал хорошо ему известный номер помощника президента Гвинеи Ральфа Камары.

— Ральф, мы смогли обратить внимание ключевых фигур Организации Объединенных Наций на ситуацию вокруг аэропорта Конакри.

Камара, который чуть ли не в единственном числе олицетворял собой передовой рубеж борьбы против США в регионе, периодически вступал в конфронтацию даже с собственным президентом, используя последние аргументы в попытках сохранить антиамериканскую политическую линию своей страны. Президент Гвинеи уже стал сомневаться в правильности своего противостояния с США, и Ральф вполне обоснованно боялся, что в самый напряженный момент этой борьбы его просто-напросто сольют в угоду неким политическим амбициям или экономическим интересам. Политическую поддержку ООН он опосредованно находил в лице Майского, а так же Шестакова, которые работали с ним согласованно, но, не ставя его в известность о связности своих интересов. Ральф понимал, что русские с ним играют, но пока эта была игра по одну сторону баррикад, ему это нравилось.

— Это позволит снять блокаду? — спросил Камара.

— В перспективе — да, — сказал Виктор. — Только я думаю, что «беретов» и наемников «Блэкуотера» все же придется отдать.

— В обмен на снятие блокады?

— Да.

— Этого мало, — сказал Ральф. — У меня должны быть гарантии, что они не высадят свой десант в Конакри.

— В Совбезе завтра примут осуждающую резолюцию…

— Виктор, не смеши. Этого мало. Плевать они хотели на резолюцию.

— Есть еще вариант, но он должен быть ратифицирован в самые кратчайшие сроки.

— Что за вариант?

— Договор о предоставлении России аэродрома в Конакри в аренду. Для базирования самолетов Дальней Авиации. Если на аэродроме будет стоять хоть один российский военный «борт», американцы не посмеют долбить сюда свое рыло.

— Хорошая идея, — согласился Камара. — В чем мой личный интерес?

— Процент обговаривается, — обтекаемо ответил Майский.

— А интерес моего шефа?

— Думаю, цифры стоимости аренды вас устроят, — ободрил Витя. — Но этот договор нужно подписать и ратифицировать в крайне сжатые сроки.

— Кидайте на почту, изучим. Ваш посол уполномочен будет подписать договор о намерениях?

— Думаю, и этот вопрос не будет трудным.

— Тогда и мы со своей стороны этот вопрос решим положительно.

* * * * *

Берег едва виднелся по правую руку — до него было два-три километра, не больше. То тут, то там мелькали далекие огни, очерчивающие береговую линию. Размеренно тарахтели два дизеля, которые разогнали этот танко-десантный катер, больше похожий на самоходную баржу, до шести узлов.

Парням пришлось потратить целый час, чтобы принайтовать КрАЗы к специальным швартовочным проушинам на палубе катера. Благо, что у команды были в наличии соответствующие концы. И вовремя, так как практически сразу на море поднялась зыбь, и катер начало раскачивать на мелких волнах — что, безусловно, привело бы к смещению груза, будь он не привязан. Смещение груза, в свою очередь, могло привести к самым плачевным последствиям.

— Не видно же ни черта, куда идем, — посетовал Виталий, сидящий на носу катера. — Сейчас впишемся в какую-нибудь лодку, и потонем почем зря…

— У них в рубке стоит локатор, радиостанция и навигатор, — сказал Лунин. — Катер старый, английской постройки, времен войны, а оснащен нормально. Вполне по-современному. На локаторе они обстановку всю видят.

— И нас видят, — буркнул Коля. — Станция светит сильно. Радиотехническая разведка нас на раз-два вскроет…

— Надеюсь, здесь таких много, — сказал Дима. — Тот, кому мы нужны, не сможет выделить нас из общей кучи.

— Долго еще плыть? — спросил Шайба.

Колдунов мгновенно оживился — раньше он проходил срочную службу в морском спецназе, и естественно, владел морской терминологией и чтил морские традиции:

— Шайба, знаешь, что плавает?

— Что?

— Кое-что в проруби!

— Лёд, что ли? — пробурчал старшина, где-то задним умом понимая, что его вовлекают в очередной интеллектуальный диалог, в ходе которого он снова станет посмешищем для всего боевого коллектива.

Кто-то вяло поржал, и на этом все закончилось. Спустя несколько минут тишины Шайба не выдержал, и спросил:

— Ну и что же никто не потешается над старшиной?

— Ты бы выспался, — сказал ему Лунин.

— Не могу спать, — признался Широков. — Укачивает. Меня сейчас тошнить начнет.

Снова помолчали. Старшина успокоился.

— Командир, — к Лунину перебрался Коля Мигунов. — Какая у нас задача?

— Не знаю, Коля, — честно признался майор. — Часа через два-три генерал даст знать.