Введение в языкознание

§ 286. В некоторых случаях отдельные слова и формы или целые тексты бывает необходимо записать не с помощью письма, принятого для данного языка, а с помощью какого-то другого, специального или иноязычного, письма. Это имеет место: а) когда нужно более точно, чем позволяет обычное письмо, передать фонемный состав или детали фонетической реализации каких-либо языковых единиц или речевых образований, и б) нередко, когда тексты или слова одного языка (например, имена собственные) нужно воспроизвести в тексте, предназначенном для прочтения носителями другого языка.

В случаях, указанных под а), используется научная фонематическая или фонетическая транскрипция (см. § 50), в указанных под б) — либо специальная научная транслитерация, либо так называемая практическая транскрипция и транслитерация.

Всякая транскрипция исходит из звучания и стремится передать его с той или иной степенью точности. Транслитерация, напротив, исходит из написания, из буквенного (графемного) состава передаваемого слова или формы[141]. Ср. передачу русской фамилии Егоров: в фонематической транскрипции — /jeg'oraf/ или /йэг'ораф/, в латинской транслитерации — Egorov.

§ 287. Научная транслитерация должна строиться по принципу взаимно-однозначного соответствия между транслитерационными знаками и графемами подлинника. Это обеспечивает стопроцентную обратную переводимость транслитерированной записи. Например, в научной латинской транслитерации русской кириллицы необходимо обеспечить разную передачу русских букв е и э или и и й. Подобные разграничения достигаются добавлением к латинским буквам диакритических значков, а иногда и заимствованием тех или иных элементов из нелатинских алфавитов.

Практическая транскрипция и транслитерация обычно бывают ограничены традиционным набором знаков, используемых в данной системе письма. Такова, например, транслитерация, принятая у нас для международных телеграмм и опирающаяся на французский вариант латиницы.

При включении иноязычных имен в русский текст используют сочетание транскрипции и транслитерации. Примером транскрипции может служить передача французского имени Henri в виде Анри, а примером транслитерации — передача французской же фамилии Hugo в виде Гюго: по-французски начальная буква H не произносится ни в том, ни в другом слове, но во втором случае русское написание воспроизводит эту букву в виде Г. В последнее время наблюдается большая склонность применять принцип транскрипции, а не транслитерации (ср. у Ломоносова Невтон, у Пушкина Чильд Гарольд и современные формы Ньютон, Чайльд Гарольд).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

После того как в предыдущих главах книги были рассмотрены все разделы курса «Введение в языкознание», целесообразно подвести общие итоги, еще раз подчеркнув те принципиальные особенности современной советской науки о языке, которые противопоставляют ее другим, методологически неудовлетворительным, эклектическим, идеалистическим, а зачастую и откровенно реакционным направлениям современной зарубежной лингвистики.

Выше мы видели, что советское языковедение, опираясь на методологическую основу диалектического и исторического материализма, рассматривает язык в теснейшей связи с обществом, с общественной практикой людей, с конкретной историей народа. Тем самым оно принципиально противостоит концепциям тех зарубежных лингвистов-структуралистов, которые призывают изучать язык «в себе и для себя», как «сетку чистых отношений», как «чистую форму», в отрыве от общества, от истории, от самого говорящего человека с его практическими, социально обусловленными интересами и потребностями.

Выше мы видели также, что советское языковедение исходит из неразрывной диалектической связи языка и мышления, языка и сознания, что оно во внешних формах языка видит своеобразные, порой очень сложные и тонкие средства для достижения определенной цели — для оформления и выражения мысли и передачи ее другим людям в процессе общения, в ходе бесконечно углубляющегося познания действительности. Тем самым советское языковедение отвергает бесплодный формализм в науке о языке, стремление (особенно некоторых американских лингвистов) «обойтись вовсе без значения» при описании любых языковых фактов. Вместе с тем советское языковедение отвергает и то, что называют «голой семантикой», т. е. субъективное постулирование таких значений и оттенков смысла, которые никак и ничем не выражены объективно, не воплощены так или иначе в звуковой материи языка (или в сопровождающем нашу речь материальном жесте, движении глаз и т. п.). Анализируя тонкие соотношения содержания и формы, советские языковеды, как мы видели, подчеркивают, что, хотя языковая форма отнюдь не безразлична для выражаемой мысли, глубоко неправы те ученые, которые полагают, будто мышление и практическое поведение людей и целых народов определяются формами их языка.