Так, Э.М. Аметистов
(1934–1998) написал: «Все эти нарушения процедуры, установленной Законом о Конституционном Суде Российской Федерации, не позволили обеспечить полноту и всесторонность разбирательства, как того требует часть вторая статьи 35 Закона о Конституционном Суде Российской Федерации. Сложнейший вопрос государственной важности был решен в течение двух часов, при этом ни Обращение Президента, ни его Указ не анализировались детально, по частям и статьям, а оценивались в целом»[120].Н.В. Витрук
(1937–2012) сделал акцент на более конкретном нарушении: «Содержание статьи 121.6 противоречит содержанию статьи 121.10 Конституции Российской Федерации. В силу этого, а также в силу отсутствия какого-либо механизма реализации положений статьи 121.6 Конституционный Суд не вправе был обращаться к данной статье Конституции Российской Федерации. На это указало большинство судей, однако председательствовавший в заседании В.Д. Зорькин вопреки воле большинства ставил на голосование формулировки, оправдывающие действие статьи 121.6 Конституции Российской Федерации»[121].Во всех особых мнениях конституционных судей обращалось внимание на то, что совершенно непонятно, в рамках какой процедуры
Конституционный Суд рассмотрел дело и принял по нему Заключение, имел ли он вообще право его принимать. Тот же Э.М. Аметистов доказал, что «порядок прекращения полномочий, предусмотренный в статье 121.6, никак не связан с дачей Конституционным Судом заключения и не нуждается в нем»[122].Впрочем, конституционные судьи говорили не только о процедурных нарушениях. Особенность и сложность конституционно-правовых отношений состоит в том, что их невозможно рассматривать абстрактно, отвлекаясь как от характера регулирующих норм, так и от среды
, в которой они должны действовать. В рассматриваемом случае конфликта между двумя институтами власти нельзя не учитывать следующие обстоятельства фундаментальной важности:1) наличие у президента страны прямого мандата народа на проведение реформ
, в отличие от народных депутатов, содержание мандатов которых было различным;2) совершенно разное психологическое отношение единоличного органа (президента) и членов коллегиального органа (депутатов) к характеру, объему и степени политической ответственности
. Для депутатов характерна как раз ее диффузия (размывание)[123];3) действие Конституции, сохранявшей основные признаки советского
типа власти;4) существенный перекос властных прерогатив в пользу законодательного органа, который явно не соответствовал принципу разделения властей в его динамическом
смысле – как системы сдержек и противовесов.Можно сказать, что конфликт Президента Ельцина и Съезда – тот случай, когда свойства личности
способны фундаментально повлиять на функционирование институтов. Но можно сказать и иначе: если правовое регулирование в сфере организации публичной власти не учитывает реальность, оно будет провоцировать перерастание конституционных конфликтов в силовые, тем самым право будет губить само себя. Ведь оно наиболее хрупко и наименее защищено как раз в сфере властеотношений, ибо, когда правовое регулирование переходит границы, которые властный институт считает для себя максимально приемлемыми, этот институт отказывается от понимания власти как authority и прибегает к власти как power, в том числе пренебрегая формальными ограничениями. Иными словами, «максимальная приемлемость» означает готовность соблюдать ограничения только до того момента, пока юридические нормы сами не переходят границы права – справедливости, разумности и соответствия реальности.