Выбор

Никто не успел опомниться, как Вера взяла со стола нож, взмахнула им над своей ладонью. Кровь брызнула на лён, окрашивая его в алый. Катя взяла у дочери из рук нож сделала то же самое. Марина аккуратно разорвала ткань пополам так, чтобы часть пролившейся крови осталась на обоих половинках. Одной из них перевязала порезы на руках, велела ни за что не снимать, и, зажав в разных руках вторые лоскутки, побежала в общий дом.

Светослав чувствовал, что прошло уже намного больше времени, чем можно было быть в Поле. Он пытался вернуть их и не мог. Связь Любомира и Светозара с женщинами-якорями слабела с каждым мгновением. Он и сам слышал дочку, свой якорь, будто сквозь вату. Поле начало пить их жизнь, он это чувствовал и снова пытался вырваться, вернуться в реальность.

Любомир стоял рядом со старейшиной, бледный, словно смерть и не сводил глаз с сына. Мальчик был в шаге от него. Он видел его чуть в профиль, видел, как от того, что он сжал зубы, резче очертились его скулы. Видел сжатые в кулаки руки с побелевшими от напряжения костяшками, пульсирующую голубую жилку на виске. Весь он был, словно натянутая струна. Казалось, коснись его и будет взрыв… Но самое страшное… Любомир видел, как по щеке сына катится слеза. Беззвучная крупная капля, заставившая его сердце сжаться в комок.

В кровавом кошмаре, на столе, рядом с которым стоял, будто тень ангела, в которых Любомир не верил, его сын, продолжали терзать комиссара. В тело измученного юноши запихивали, разрывая его, черенок от лопаты… Чуть дальше, на лавке другой полицай хлестал, сложенным вдвое, телефонным кабелем девушку, стараясь попасть по груди.

Когда Марина вернулась в комнату общего дома, она увидела, что ведьмы, стоявшие в кольце, опустились на колени перед соляной преградой. Она подбежала к Марии, показала ей зажатые в руках лоскутки. Та, всё такая же бледная, кивнула, подняла руку, направила её ладонью на Марину. Совсем отпустить Светозара она не могла и нужен был кто-то, кто поможет ей усилить связь якорей.

Прошло девятнадцать минут. Время было уже не просто дорого. Оно утекало у ведьм сквозь пальцы…

Почувствовав проход в защите, Марина перешагнула через руки ведьм, теперь уже сидевших в кольце, и вошла в соляной круг.

– Сначала мальчик. Но поторопись, – Мария очень устала, она всё ещё пыталась вытянуть их из Поля.

Марина осторожно открыла кровь на руке Светозара, чуть выше кисти, привязанной к Светославу руки. Обернула свежую рану тканью с кровью Веры так, чтобы она смешалась с кровью мальчика, завязала повязку. То же она проделала с Любомиром. Потом наклонилась к матери. Мария должна была сделать то же самое, чтобы концентрация Силы стала предельной. Не отпуская Светозара, ведьма открыла свою кровь, Марина так же смочила в ней ткань, разорвала и перевязала руку матери, как сделала с девочками.

Уже поднимаясь, чтобы закончить и повязать ткань на руку отцу, она случайно посмотрела на мальчика и охнула. По щекам Светозара катились беззвучные слёзы.

– Быстрее… – подогнала дочь Мария и ведьма быстро сделала последнее, что было нужно.

– Великие Звёзды!.. – прошептала Марина, выходя из круга, чтобы не мешать матери, – Что же они там видят сейчас…

– Тебе лучше не знать, дочка, – откликнулась Мария, закрыла глаза и её губы зашевелились, творя заклинание.

Ника и Лина, якоря мужчин, сделали то же самое.

Начальник приставил деревяшку к телу Виктора, посмотрел на пленника.

– Остановись пока, – велел подручному и волосы на голове больше не вырывали, – Может он передумал и поговорит с нами. Ну, передумал? Будешь говорить?

– Нет… – едва слышно ответил комиссар.

– Как знаешь, – начальник нажал на деревяшку, пытаясь впихнуть черенок в юношу, – Видно, тебе понравилось, – он ухмыльнулся, сильнее нажимая.

Виктор попытался увернуться, но всё, что он смог, лишь чуть приподнять тело над столом. Ремни крепко держали его ноги. Начальник отвёл руку и резким движением засунул черенок в комиссара, разрывая тело. Теряя сознание, Виктор подумал, что если это очередная идея Соликовского, то сколько их ещё впереди…

Медленно возвращаясь из темноты, он, словно сквозь вату, почувствовал, как подручный выдернул очередной клок волос, а начальник начал насиловать его деревяшкой. Теперь сколько это продлится зависело только от терпения насильника. Деревяшке, в отличие от живых полицаев, не нужен был отдых и Виктор с ужасом подумал, что эта пытка может быть безумно долгой… Кричать сил уже не было и он глухо стонал от каждого их движения. Когда терял сознание, его отливали и продолжали мучить…

Неожиданно его оставили. Оба, и полицай и Соликовский, отошли к мучившему девушку. Через секунду он понял, почему. Бесчувственную жертву привязывали за ноги к верхней перекладине, притянув щиколотки к углам. Руки привязали к стойкам и она оказалась распятой вниз головой.

– Давай одновременно, – пьяно засмеялся полицай.

– А давай, – кивнул начальник и пошёл к печке.