Ладно, кое-что расскажу.
Я мог бы назвать дождь своим отцом,
но он был моей матерью.
Моросящей. Тихой.
Я колотился в её мокрой утробе слишком долго,
пока не был отпущен
вместе с околоплодными водами.
ты на тихоню не похож
Я похож на отца.
тебя это не пугает?
Почему это должно пугать?
что в тебе так много отца
Я есть я,
отец есть отец.
и где ты живёшь?
В пещере.
В ней я родился,
и никогда не уходил далеко от этой пещеры.
Было немыслимо надолго покинуть эти места.
Мы все выросли на этой земле,
в этой самой пещере,
и наши предки, и наши дети.
Я всем доволен.
Я живу там со своими родителями.
Что нам делать где-то ещё?
Не хочу уходить оттуда, чтобы жить где-то ещё.
я бы с ума сошла.
никогда не любила пещеры.
и у тебя нет клаустрофобии в этой пещере?
Нет.
Мне даже нравится, что не на что отвлечься.
Не хочу от себя отвлекаться.
Иногда я лежу часами —
и заставляю себя ни на что не отвлекаться.
Это очень сложно.
А потом – стыдно,
что хочу от себя отвлечься, от своей жизни.
Кто ты тогда вообще такой,
если самому от себя тошно?
Сначала было страшно,
но потом – спокойно.
Вот мир, вот я, и надо что-то с этим делать.
Ты сидишь в своей пещере,
остальное – это чужие пещеры,
а ты сидишь в своей,
рисуешь свою наскальную живопись —
ведёшь своё летоисчисление.
Это и правда жутко.
Я очень чётко это ощутил,
когда в детстве понял,
что у каждого своя жизнь,
что моя жизнь – не главная.
Главная она – только для меня.
У каждого – своя главная жизнь.
зачем же ты тогда ушёл из пещеры?
За добычей.
за какой?
Которую ловили мои предки.
такое чувство,
что я уже полгода
нахожусь на этом озере,
хотя я здесь всего несколько часов.
как будто это озеро – моя огромная квартира
со свободной планировкой.
квартира с самой большой ванной в мире.
своя квартира, которой у меня никогда не было:
всегда снимала.
Если ты меня впустишь,
я разуюсь, прежде чем войти.
гигантские окна, через которые видно всё.
и прозрачный потолок.
никаких соседей.
никто не ссыт посреди ночи, смывая так,
что уже не уснёшь до утра.
Думал, ты не спишь из-за другого.
откуда тебе знать?
Зачем примчалась сюда из Любляны?
Если Эверетт знает, что я приехала из Любляны, – значит, всё-таки ехал со мной в автобусе.
Снова пошёл дождь. Темнеет. Горы надвигаются прямо на меня. Повторяю себе: горы не бесконечны, за ними есть мир, – но вершины уже подходят к дому. Одна из них встаёт у самого балкона. Только шелохнись – и она ворвётся. Стараюсь не дышать, но долго сдерживать дыхание не получается. Гора приближается и растёт. Закрываю глаза, чтобы не видеть, как гора раздавит дом. Как раньше пастухи бытовали в этих местах в станах без окон? Не видно же: приближается гора или нет.
– Я посплю на диване на первом этаже, ладно? – появляется на балконе Алеш, вытирая волосы полотенцем. – А то в сарае сыро. Простыть боюсь. Lahko noč![47]