Выбор воды

В тот день, после рабочего интервью в Роттердаме, я примчалась сюда, чтобы снова попытаться отпустить кости. На этот раз – в Северное море. Все пишут и снимают этот берег Схевенингена. Я решила, что и для меня он будет особенным. Что именно здесь я и распрощаюсь со своим мешком. Нужно только дождаться, когда все уйдут с берега. Благо людей здесь меньше, чем бронзовых оттернессовских[48] фигур, самая высокая из которых – двенадцатиметровый пожиратель селёдки.

В Схевенингене тишина не пугала, а обволакивала. Я обмотала широким шарфом тело от пояса до колен, но теплее не стало.

Колесо обозрения ростом сорок пять метров молчит. Первое колесо обозрения над морем в Европе. Человеку нужно быть всегда «над». Над поверхностью. Над уровнем. Над.

Замёрзшие ракушки лопались под ногами громче обычного. Для жизни одной твёрдости земли недостаточно, нужна мягкость воды. Одного берега недостаточно, нужно море. Неважно, река – граница берега, или берег – граница реки.

Лохматый чёрно-белый шапендус, убежавший от хозяйки, нёсся по снегу. Впереди – двое.

– Замолчи, я устал! – мужчина лет пятидесяти, в шапке с большим помпоном и толстых перчатках, жестикулирует перед лицом щуплого парня.

– Ты обещал, что от Роттердама до Схевенингена поведу я, но ты снова был за рулём! Думаешь, можешь ехать куда хочешь? А я не в счёт? Гулять на ветру – удовольствия мало. Всю задницу отморозил.

– Лодыжки голые, зачем такие портки нужны? Надо было нормальные штаны надеть, а не эти подпердунчики.

– А ты всегда знаешь, что нормально, а что нет? Обратно поведу я.

– Это моя машина.

– «Моя машина!» Знал, что этим кончится.

– Но это и правда моя машина.

– Жалко машины для сына?

– Рано тебе ещё на такие расстояния ездить. По городу – ладно, а тут – другое. Я хотел вспомнить эту дорогу. Вспомнить, как мы ездили сюда с твоей матерью. И тебя возили. Ты бегал по этому самому берегу. Тогда тебя отсюда было не вытащить.

– Тогда было лето.

– Какая разница? Главное – мы были вместе.

– Действительно, какая разница, кто за рулём, если за рулём всегда ты?

– Не начинай.

– Обратно поведу я.

– Нет.

– Да.

– Тогда мы остаёмся здесь.

– Мог бы и за матерью заехать. Она с тех пор на этом берегу ни разу не была. А ведь это её любимое место.

– Моё тоже.

– Ты с этим справляешься, она – нет.

– Она привыкнет.

– Я не привыкну к тому, что она несчастна.

– Твои родители не обязаны всегда быть счастливыми.

– Поехали отсюда.

– Да мы только пришли. Смотри, какая красота.

– Ветер насквозь!

– Шапку надо было надеть.

– Тебе плевать, что мне здесь не нравится. Что я сам хотел вести машину. Это твои приятные воспоминания – не мои.

– На́ вот, намотай мой шарф на голову, продует.

Сын бросил красный шарф отца в сторону моря, он упал в волны. Крупная материнская вязка колебалась в ледяной пене – неизвестная алая рыба, наслаждавшаяся мелью. Достав из кармана ключи от машины, отец кинул их сыну и направился к набережной.

У того получалось следовать за ним лишь вприпрыжку. Сын обернулся, но шарф уже начал долгую морскую жизнь.

Море обязано принимать все шарфы людей, все их монеты и всё, что годами тяжелело на их коже. К морю возвращаешься по старой памяти, зная, что здесь будет так, как должно быть.

Я всё ещё не могла найти укромное место для ритуала. Ветер сжирал тепло под курткой. Казалось, от ветра завертелось колесо обозрения, но оно замерло над водой. Немое круглое животное с тридцатью шестью тонированными глазами хочет перекатиполить по берегу, а стоит на привязи. Когда берег опустел, я полезла за мешком с костями, но остановилась: колесу удалось сорваться с цепи и рвануть по берегу. Сначала медленно, привыкая к дороге из заснеженного песка. Затем – быстрее и быстрее – колесо неслось прямо на меня. Песок разлетался от тяжести зверя и летел мне в лицо. На этой широченной песчаной полосе ему ничего не мешало. Круглое животное уже далеко впереди и никогда не остановится. Слишком долго оно хотело отсюда выбраться.

Я падаю, ударяюсь о берег; проверяю, цела ли. Всё, что кажется неживым, смотрит на нас и только ждёт момента. Зазеваешься – оно собьёт тебя с ног, раздавит, покажет свою силу. В силе той не будет ничего человеческого. Сила та целиком пришла оттуда, где человека никогда не было.

Моих сил хватило только на то, чтобы встать и идти дальше.

Рельеф пирса, за спиной которого теперь нет колеса, обголел. Пустота берега – ещё не повод его заполнить. Предупреждение «Не кормите птиц!» даже некому прочесть. В пене болтался красный шарф, выбросившийся на берег, как разодранное мясо.

Может, на этот раз получится? Я снова открыла рюкзак. Пришлось вынуть рубашку, зарядник, какие-то старые чеки и растаявший шоколад, чтобы добраться до дна. Кости всегда скукоживаются там, слёживаясь в одно. Всегда прячутся, увиливают, становятся прозрачными. Разбежаться и забросить мешок в воду. Смоет водой, пусть кости смоет водой, приди вода – забери. В море Северное, подальше от моей Волги, подальше от равнины моей.

Слева к морю ринулся шапендус, вцепился в мешок зубами и гордо принёс его мне.