Я решила спать в сарае. Завтра нужно уходить отсюда, а я понятия не имею, куда. Нет никаких планов. Есть только кости. Есть ночь, когда можно поспать в пустом сарае, и свет, идущий от луны через открытое окно.
Гигантская белая капля падает на землю, на пианино. Клавиши откликаются не сразу. Кашель курильщика, который давно завязал, но вдруг закурил в дождливую погоду.
Клавиши не понимают, способны ли ещё на звук, пока я не начинаю играть. В руках появляется мелодия, которую я не знаю, но играю, потому что умею её играть. В темноте мелодия твердеет под моими пальцами. У неё нет начала и конца, есть только движение. Барахтается под ладонями всё громче – этой ярости хватило бы на целое море.
Эверетт, ты первый, кто написал мне
по этому телефону на камне.
Тогда почему ты убегаешь, Кира?
не убегаю, я иду.
как только я останавливаюсь,
происходит что-то не то.
Море Балтийское
Бинц, остров Рюген, Германия, декабрь за год до озера Бохинь
Отчёт из Берлина был сдан шефу, пора на вокзал. Теперь я хотела попробовать остров, а не материк.
Пять часов на поездах, три пересадки – и я на острове Рюген в Балтийском море, в городе Бинц, бывшем когда-то рыбацкой деревней.
Большая вода чувствуется издалека. Она ещё не показалась, но уже мерещится в окнах поезда, за которыми – туман.
Чем ближе к острову, тем меньше пассажиров. На финальном отрезке маршрута я осталась в поезде одна. По пустым вагонам ходил работник «Deutsche Bahn», улыбался и уверял, что скоро приедем. А потом вдруг сморщился – я принюхалась: моё стадо разлагалось прямо за спиной, но я настолько свыклась с этим запахом, что уже перестала его замечать.
Ещё немного по мосту Рюгендамм через пролив Штрелазунд – и мы на месте. Я бродила по вагонам, разглядывая в окнах вантовый Рюгенский мост, соединяющий город Штральзунд и остров Рюген. Похож на мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско, только белый. Когда-то вагоны здесь перевозили на железнодорожных паромах. Теперь можно выбрать, ехать по одному мосту на поезде или по другому – на автомобиле.
Половина жизни – выбор способов передвижения.
В декабре на острове – всё моё. И берег, который море греет чёрными копнами водорослей. И мокрый от мороси стол на уличной веранде – его не для кого вытирать. И высокие сосны. И все зонты отеля, и вся еда на завтраке, и полные рождественского декора столы с красными скатертями. И весь порывистый ветер, что будит среди ночи и уносит нарезку тильзитера с балкона в кусты. В отеле только я и пожилая пара, которая просыпается поздно и, смущаясь, прячется, увидев меня на соседнем балконе.
Межсезонье похоже на мою жизнь. Ничего конкретного – туман и редкие люди на мокрых тротуарах. Никаких купальников, послеобеденного сна, пропахшего песком, или шума в прибрежных ресторанах. Достаточно свитера с высоким воротником и тёплых ботинок – и ты в деле. Туман прячет от ненужных разговоров и сразу приводит к воде, супермаркету или отелю.
В декабре свет в окнах домов на набережной никогда не бывает светом, а только отражением фонарей, выстроенных вдоль променада. Птицы среди голых деревьев заметнее. Разветренные перья превращают их в набухших крылатых зверей. Не думая о тех, кто улетел на юг, птицы медленно расхаживают среди кустов, проскальзывая на тротуары и возвращаясь к морю.
В таких местах – даже если назовут по имени – не обернёшься: звать тебя тут некому.
Зимний свет делает пейзаж однотонным, затемняя острые углы домов, отелей и пирса. Он выделяет то, чего не заметишь летним днём: чужую радость, молчание и рельефность времени, которое ночью превращается в пространство.
А время – это комната в отеле, где не можешь заснуть после вечернего бродяжничества вдоль декабрьского моря.
Зимой открытых едален на острове мало. Я нашла рыбный ресторан на берегу, собравший за окнами треть местных жителей. Заказ приняли быстро. Оставалось ждать его за высоким деревянным столом. Чужие разговоры смешались со звоном посуды. Люди будто не говорят о своём, будничном, а поздравляют друг друга с тем, что сегодня все одновременно пришли именно сюда – они вместе, они в тепле, пусть за окном холодный ветер и никого.
Пахло рыбой и праздником. Окна ресторана запотевали, а лица потели от горячей еды и пива. По сравнению с наружной дождливой тишиной в ресторане так громко, как в разгар сезона. Хорошее место, чтобы не думать о костях, хотя и сильно пахнет рыбой.
В дверях маялся уставший мужчина. Куртка промокла, очки запотели, молодость прошла. Он оглядел столы. Насколько пуста улица, настолько полон ресторан. Гость рассматривал меню, решая, уместен он здесь или нет. Протерев очки шарфом, мужчина двинулся к бару, бросил меню на стойку и вышел.
Ещё бокал?