Выбор воды

Зашла компания хорошо одетых стариков. Им ничего не нужно, кроме свободного места, светлого пива и длинного вечера. Старики разулыбались и приземлились на свободные места рядом со мной. Пора уходить.

Я направилась в отель, но свернула на пирс. Ветер здесь в разы сильнее, чем на набережной. Чем дальше по пирсу, тем темнее. Если его начало хорошо видно в свете фонарей, то конец уже не разглядеть. Задумавшись, можно перейти море на другой берег.

Ресепшен отеля работал только до пяти вечера, здороваться ни с кем не пришлось. Ангелы, Санта Клаусы и снеговики наблюдали, как я бродила по фойе и брала конфеты из тарелки для гостей. Всегда беру жёлтые или оранжевые. В номер на второй этаж ведёт старая лестница, которая скрипит под толстым красным ковром.

С моего балкона видно променад. Тот самый мужчина, ушедший из ресторана. Его невнятная походка согласилась с молчанием набережной. Он ждал, пока белая куртка окончательно промокнет, чтобы уже не было отговорок для возвращения в пустой отель.

Люблю отели. В них есть что-то безличное; в них всё стёрто. Нейтральное пространство, с которым ничего не связано. Оно чужое, ничьё. Ничего здесь не трогает. Нет того, к чему привык, чего жаль. Не боишься запачкать ковролин, зная, что у горничных в запасе куча средств, которые выведут пятна. Пятна – всегда чьи-то воспоминания. Нет пятен – нет воспоминаний. Если, конечно, горничные добросовестные. Запах моющих средств в отеле успокаивает. Узна́ю его из множества других. Когда идёшь в толпе по любой улице мира, по отельному запаху легко вычисляешь, кто из прохожих – турист, а кто местный. В отелях всё так, как должно быть. Ванна – чистая. Кровать заправлена. Белые полотенца быстро впитывают воду. Кондиционер спасает от духоты, а батарея – от холода. Сосуд для жидкого мыла наполнен до нужной отметки, а пароль от вайфая не менялся с прошлого визита. Чек-аут в одно и то же время. На ресепшен всегда подскажут, где ты находишься, отметив жирной точкой это место на карте города. Ты знаешь, где находишься. Это единственное место, где можно скрыться от хаоса.

Я закрыла балкон, прибавила отопление и бухнулась на кровать. Электричество в номере вырубилось. До утра придётся бытовать в темноте: персонал появится только завтра. Из соседних номеров ничего не слышно. В коридоре на этаже свет горит.

Снаружи зашевелились огни; я закуталась в одеяло и вышла на балкон. По тротуару двигались человек пятнадцать с фонарями и факелами в руках, напевая рождественские песни. Отражаясь на мокром променаде, свет напоминал о радости. Пожилая пара появилась на балконе, старик помахал мне рукой, и я ему ответила. Из их гостиной лился свет – значит, электричество вырубилось только у меня.

Песни избавляли от времени, но стихли, будто их и не было. Рассы́пались по пустому берегу. Я не имею к этим песням никакого отношения. Уеду отсюда – а они будут звучать. Они не перестали. Не отдалились. Это я – отдалилась.

Вернулась в кровать. Электричества по-прежнему не было, но я щёлкала выключателем. Не заснуть. Мини-бар тоже вырубился. Приторный батончик пришлось запивать водой из-под крана. Дождь не переставал. Я порылась в мини-баре и нашла чипсы. Ненавижу чипсы. Щёлкаю выключателем. Света нет. Есть хочется ещё сильнее. Нахожу мармелад. Жую. Щёлкаю – нет. Съела ещё батончик. Хорошо, что в мини-баре – ничего мясного. Человек так слаб без электричества. Щёлкаю – нет. Люди всегда тоскуют по электричеству, принимая его за что-то другое. Пять часов без электричества. Стою на балконе, внизу никого нет. Море во сне переворачивается с боку на бок. Щёлкаю – нет. Иду к мини-бару, пью рислинг. Щёлкаю – нет. Проверяю почту, телефон разрядился, поставила заряжать в коридоре. Ем ещё половину батончика. Иду на балкон. Ем сыр. Мою в темноте ванной яблоки. Ем яблоки. Щёлкаю – нет. Уже восходит солнце, и я принимаю его за электричество, забывая, что нужно пощёлкать. Щёлкаю – нет. Не выдержав холода, беру чайник, наливаю воды и иду в коридор, где электричество есть. Можно выйти из темноты, просто нажав выключатель, даже если свет, что зажигается, – искусственный.

…Утром электричество вернулось.

В кафе отеля я завтракала одна, пока не появилась та самая пара. Старик в чёрном пальто, его жена – в тёплом кардигане. Она уже положила на тарелку хлеб, джем, сыр, апельсин и яблоко, пока муж возился у шведского стола. Вскочив, женщина подошла к мужу и стукнула его по руке. Они говорили по-немецки, я ничего не поняла, только заметила, что старик положил в карманы пальто несколько сосисок. Когда из подсобки вышел повар, пара села за стол и приступила к разделке добытого.

Старость, сложившаяся между ними, никуда не торопилась. Она принесла ему кофе, он почистил для неё апельсин.