Выбор воды

После эспрессо я направилась к морю, берег которого в Бинце бесконечен. Пустые белые отели и исторические виллы на променаде – малые замки в стиле Bäderarchitektur[76]. В декабрьском свете белоснежная резьба веранд – курортный отвлекающий манёвр – выглядит серой. На отельных балконах мелькают плетёные штрандкорбы. Летом они займут места на пляже и снова пропитаются морской солью, стекающей с кожи туристов.

Самый большой остров Германии с его изрезанными берегами не обойти за три часа. Сосны отделяют променад от моря и остального мира. Где-то здесь должна стоять вышка Ульриха Мютера, похожая на НЛО-тарелку[77]. Раньше это была спасательная вышка – огромная летающая тарелка на песке. Теперь внутри проводят свадебные церемонии. Платишь несколько сотен евро – и можешь «лететь» на этой тарелке с панорамными окнами в длинную семейную жизнь, глядя на Балтийское море и меловые скалы.

Вышка вблизи – гигантская прозрачная ракушка, в которую можно забраться по лестнице. Не заметишь, как оттуда высунется огромная улитка, отхлебнёт моря и поползёт по берегу, оставляя на песке многокилометровые траншеи. Я поднялась по ступеням, дёрнула дверь – она открылась. Почему она не заперта? Прозрачные стены быстро выдадут моё присутствие, если кто-то свернёт с променада к морю. Но внутри уже невозможно остановиться. То ли ты вертишься на 360 °, то ли эта тарелка. В конце концов, даже если меня здесь заметят – не моя вина, что дверь была открыта.

Из вышки море казалось ещё более сильным и тёмным. Оно двигалось по своим законам и не обращало на меня внимания. Я – кусок мяса, который проглотил кто-то с огромным прозрачным животом. Тухну внутри и не перевариваюсь. Ещё немного, и это непознанное летающее животное выблюет меня на холодный песок. Смотреть на воду из-за стекла – всё равно что мыть воду водой.

Море – мясистое продолжение берега. По берегу ходят только парами, но и они редки. Одни уставились под ноги, вторые швыряют ракушки, третьи следят за собаками. Мало кто поворачивает голову в сторону моря. Зато море на них смотрит. Поднимаясь, волна щёлкает затвором, делая снимок за снимком. В её архиве – миллиарды кадров, запомнивших чужие движения, взгляды и руки в карманах. Море – это жидкая память, шевелящаяся от тяжести и ветра. Беспрерывно движущаяся память, смешавшая кадры за сотни лет в одну бесконечную мокрую фотоплёнку. Когда кто-нибудь догадается её проявить – увидит всё то, что сбывается только на чужих снимках.

С променада кто-то сворачивал к морю; пришлось спрятаться под стульями и прикрыться пледом. Пожилая пара подошла вплотную к тарелке, фотографируя её. Их лица абсолютно курортны, хотя сейчас не сезон. Отдыхали на этом берегу в молодости – и вернулись убедиться, что с тех пор ничего не изменилось.

То, как человек тянется к месту, в котором он уже был, напоминает то, как он хочет вернуться в молодость. Есть места, где он не был, – есть года, которые он не прожил, – но страх новых мест, как и страх новых лет, заставляет возвращаться туда, где уже был.

Старик отдал фотокамеру жене и замахнулся на лестницу. Он забрался на верхнюю ступень, развернулся, и женщина принялась с энтузиазмом его фотографировать. Я потянула плед, чтобы лучше закрыться, но он запутался в ножке стула. Тот упал, раздался грохот. Старики обернулись, и я помахала им рукой. Сказав, что мне разрешили бракосочетаться в капсуле с декабрьским цветом моря, я попросила мужчину провести церемонию.

– Фридрих, помоги этой девушке. Ты что, не понимаешь? Это знак!

– Какой ещё знак?

– Сегодня годовщина нашей свадьбы! Нас же никто не хотел расписывать из-за запрета моего отца, и только моя знакомая Кьяра согласилась. Всё совпадает!

– Откуда я знаю, как это делается? Мир сошёл с ума! Почему ты не можешь это сделать, Марта?

– Я тебя не так часто о чём-то прошу, Фридрих.

Я поправила волосы и выпрямилась. Никогда больше не собиралась выходить замуж, но на что только не пойдёшь, чтобы избежать штрафа за незаконное проникновение.

– Сразу хочу сказать, что я все эти извращения не поддерживаю, фройляйн… не знаю, как вас там по фамилии. Но если моя Марта просит – я ничего не могу поделать.

– Фридрих! Никто уже давно не говорит «фройляйн».

– А я говорю!

– Простите его, дорогая Кира. Вот здесь свет хороший. Кира, Фридрих, развернитесь сюда! Я фотографирую.

– Если все готовы, я начинаю. Властью, данной мне Мартой, я проведу эту церемонию здесь, на острове Рюген, во имя её спокойствия. Для меня нет ничего дороже её спокойствия.

– Заткнёшься ты уже или нет?

– Не только же тебе болтать.

– Дорогая Кира, согласна ли ты бракосочетаться… Нет, это дурдом!

– Хватит кривляться, Фридрих, весь кадр испортил!

– Итак, дорогая Кира, согласна ли ты бракосочетаться с… с кем?

– С декабрьским цветом моря.

– Господи. С декабрьским цветом моря.

– Согласна.

– Согласен ли ты, уважаемый декабрьский цвет моря, бракосочетаться с не менее уважаемой Кирой?

– Он согласен.

– Обнимите друг друга.