Было уж совсем поздно и тихо вокруг, когда он зашел в пустовавший кабинет Нагорного. Поднял трубку телефона дальней связи, любезничая с незнакомыми связистками, дозвонился до квартиры инструктора комсомольского отдела. Того самого майора, который не раз его хвалил: «Если бы все комсомолята были так же способны на хорошую инициативу, как ты, Жариков…»
Слышимость по линии, сцепленной несколькими коммутаторами, была слабая, но майор, кажется, уловил то главное, о чем, надрываясь, кричал в трубку Жариков.
— Идея заслуживает внимания,— ответил майор и похвалил: — Соображаешь, старик! Молодец, старик!
Из чужого кабинета Жариков вышел, как из своего собственного,— настолько уверенно и солидно чувствовал он в ту минуту себя. Завтра он вновь соберет секретарей и на этот раз уже вынужден будет, как говорится, вправить мозги. Особенно тому лейтенанту, секретарю второй, надо будет хорошенько вправить мозги. Мало того, что сам не может осмыслить хорошую идею, так еще и других расхолаживает, авторитет секретаря комитета подрывает… Мысленно Жариков в третий раз повторил: «Вправить мозги». Раньше, бывало, сам терпеть не мог этого грубого и обидного выражения, заслышав — восставал невзирая на лица, а сейчас оно вдруг пришлось ему по вкусу.
На другой день он с утра настроился на крутой разговор с лейтенантом и уже телефонную трубку снял, чтобы вызвать эскадрильного секретаря к себе в кабинет, но ему помешали.
Вошел секретарь парткома полка. Крепко пожал руку Жарикову, присел на стул рядом.
— Ездил вчера в политотдел, представлял парткомиссии молодых наших коммунистов,— сказал майор.— А ты, говорят, искал меня?
— Да, хотел посоветоваться по одному вопросу,— подтвердил Жариков.
— Сегодня не поздно?
— Начало уже сделано, но совет старшего всегда пригодится.
— Давай по существу, Дмитрий!
— Сей момент, Михаил Семенович, вот только закурю с вашего разрешения.
Майор согласно кивнул да и сам потянулся за сигаретой. На худощавом с редкими веснушками лице секретаря парткома застыло выжидательное выражение, и нетрудно было догадаться, что он уже все знает. Поэтому, видать, и пожаловал с самого ранья, чтобы вмешаться в дело.
Затянувшись разок-другой табачным дымом, таким желанным и головокружительным от первой утренней сигареты, Жариков начал рассказывать все по порядку. Михаил Семенович слушал, не перебивая, без видимого интереса — конечно же, все ему известно. Когда Жариков окончив умолк, секретарь парткома глубоко вздохнул:
— Авантюрой попахивает от придуманного тобой «почина», Дмитрий.
Жариков вскочил, как ужаленный,— столь неожиданными были эти слова.
Михаил Семенович положил ему руку на плечо, заставил сесть.
— Вначале выслушай меня, потом будешь свое доказывать,— потребовал он. Заговорил с досадой: — Сам по себе почин нежизненный. То, что объединяет и направляет стремления людей, что на пользу делу, оно, знаешь, сразу прививается. Взять наши добрые почины: — «Каждому механику — знания техники», «Рядом с отличником нет отстающих», «В первый год службы — первый класс». Стойло бросить клич, и они загорелись мгновенно, как от спички костры. Причем, первый огонек зажег ты — все знают. А вчерашняя твоя затея — надуманная, пустая. Это ясно, потому и народ ее не принял. Но еще больше тревожит твое поведение, Дмитрий, твои, с позволения назвать, методы работы с людьми, с комсомольским активом. Когда меня информировали, как ты вчера действовал, я за голову хватался.
— Кто ж это успел донести? — вырвалось у Жарикова.
— Не донести — проинформировать! — строго поправил Михаил Семенович.— А ты как думал? Ты будешь трескучие лозунги сочинять, а людям, значит, молчаливо терпеть? Среди тех, с которыми ты вчера разговаривал на самолетной стоянке, кого пытался агитировать наскоком, были молодые коммунисты. Они и проинформировали. И только благодарить их надо за своевременный сигнал, потому что, как известно: чем дальше в лес — тем больше дров.
О «дровах» Михаил Семенович, может быть, упомянул случайно, следуя пословице, а Жарикову послышалось эхо вчерашнего, высказанного лейтенантом: «И хорошо, что не начальник, а то наломал бы дров, будь у тебя власть в руках…» Вот, значит, кто постарался донести!
— Не знаю, как информировал вас секретарь комсомольского бюро второй эскадрильи. Все было нормально,— пробормотал Жариков. И перевел на окно отчужденный взгляд.
— Где ж нормально, если возмущенные комсомольские активисты до сих пор утихомириться не могут? — Михаил Семенович пересел ближе к окну.
Не отвечай на вопрос, Жариков воспользовался, по его мнению, «глухой защитой»:
— Комсомольский отдел меня, между прочим, поддерживает.
И с любопытством посмотрел на Михаила Семеновича, как он после этих слов станет задний ход отрабатывать?
Но Михаил Семенович ничуть не дрогнул при упоминании о высокой инстанции. Спокойно заметил:
— Если тот твой друг и единомышленник, не разобравшись, поддержал, то это еще не комсомольский отдел. Во-вторых, наша полковая партийная организация тоже достаточно зрелая, чтобы руководить комсомолом.