Развитие авиации в России прежде всего потребовало организации летных школ для подготовки кадров авиаторов. И царское военное ведомство принимает решение об организации ряда летных школ. Первая из них была открыта вблизи Севастополя на реке Каче осенью 1910 года. В эту первую русскую военную авиационную школу первым ее инструктором был назначен гражданский летчик Михаил Никифорович Ефимов. Как уже отмечалось, рабочее происхождение Ефимова не давало ему права на получение офицерского чина, и он долгое время обучал военных летчиков в Севастопольской авиационной школе в качестве вольнонаемного; лишь во время первой мировой войны он получил чин подпоручика. Проездом на новое место службы Ефимов остановился в Москве, где в октябре 1910 года по просьбе авиационной общественности показал москвичам свои полеты. Московские газеты посвятили приезду Ефимова пространные статьи, сообщая, что Москва с нетерпением ждет полетов одного из лучших русских авиаторов, имя которого гремит далеко за пределами России, что Ефимов покажет такие полеты, какие Москва еще не видела,— за это говорит его опыт,
Летчик Т. В. Ефимов после полета над Адрианополем, во время которого он подверг бомбардировке позиции турецких войск.
Ожидания москвичей оправдались, полеты Михаила Ефимова в Москве были настолько совершенными, что вызвали всеобщий восторг и удивление.
Во время пребывания Ефимова в Москве с показательными полетами выступал также летчик-гастролер Де-Кампо Сципио. Полеты Ефимова и Сципио были назначены на один день—11 октября 1910 года. Множество народа собралось на Ходынском поле, служившем в то время аэродромом.
Тщетные попытки Сципио подняться в воздух успеха не имели. Разочарованная публика с недоверием наблюдала за последними приготовлениями к полету Михаила Ефимова. Но Михаил Никифорович мастерски взлетел и быстро начал набирать высоту. Вот как описывала эти полеты Михаила Ефимова газета «Голос Москвы»:
«...Публика, привыкшая к перебоям (речь идет о полетах Сципио), на этот раз как-то насторожилась и замерла. Ефимов сразу пускает самолет, только секунду тот катится на своих колесах, а затем круто взмывает вверх и начинает подниматься выше и выше.
Самолет уменьшается, на огромной высоте становится черной полоской. Эта полоска чуть-чуть движется. У Сципио опять перебои. Он... разводит руками и смотрит вверх. Но вдруг полоска начинает увеличиваться. «Ефимов падает» — первое впечатление. Нет — это планирующий спуск с мотором.
Ефимова на земле окружает толпа. Ефимов отдыхает и отговаривается,— холодно наверху. Сципио безуспешно пытается взлететь.
...А Ефимов опять летит. Так же уверенно и просто он поднимается. Опять в небе та же полоска.
На поле перед трибунами белым очерчен небольшой круг. Сюда «на точность спуска» должен опуститься Ефимов. Выполнил он задачу блестяще. А это было нелегко. С высоты планируя с мотором, он опустился в самый круг. Опять отдых, и опять полет на высоту. Сделав несколько кругов, он начал падать, перед спуском остановил мотор и, свистя пропеллером, опустился... Ефимов буквально утопал в толпе, сделавшей ему бурную овацию. Кричали «ура». Качали. Публика дешевых мест сломала ажурный заборчик, двинулась к ангарам, шумно выражая свой восторг» !.
Никогда еще столько народа не собиралось на Ходынском поле, как в дни полетов Михаила Никифоровича Ефимова. Москвичи отдавали должное мастерству выдающегося русского авиатора.
Выполняя полеты с Ходынского поля на наибольшую дальность, скорость и высоту подъема, Ефимов добился новых успехов. Особенно замечательным для того времени был полет Ефимова через Москву.
Когда программа показных полетов подходила к концу, Михаил Никифорович в присутствии десятков тысяч зрителей набрал высоту около 2000 метров и взял курс на Москву. К Москве помчалось несколько автомашин, чтобы успеть к месту посадки самолета.
Пролетев над Москвой, Михаил Никифорович произвел посадку вблизи деревни Черемушки на очень узкой полоске пахотной земли, в четырехстах метрах от жилых строений. Самолет, несмотря на сложную посадку, был в полном порядке. Летчик чувствовал себя превосходно. В беседе с корреспондентом газеты «Голос Москвы» Ефимов заявил, что он удовлетворен этим новым экспериментальным полетом на дальность с посадкой вне аэродрома на неизвестной местности.
За свою летную практику Михаил Никифорович не имел ни одной серьезной аварии. Несмотря на то, что аварии и даже катастрофы с самолетами в те времена были довольны обычным явлением, у Ефимова даже в случае отказа материальной части в воздухе полет заканчивался лишь вынужденной посадкой. Дело здесь, конечно, не только в том, что этот замечательный русский летчик-самородок отлично знал и чувствовал свою машину. Высокая дисциплинированность Ефимова, умение учитывать особенности каждого полета позволяли ему летать без аварий и поломок, всегда точно ориентироваться в воздухе, принимать правильное решение, благополучно совершать посадку. Эти качества Михаил Никифорович повседневно прививал и своим ученикам.