Посл завтрака мы почувствовали себя нсколько лучше, бодрость жизни вернулась. Свтъ казался привлекательнымъ и жизнь стала снова драгоцнна, какъ и въ прежнее время. Не много погодя мною овладло какое-то странное безпокойство, которое росло, мучило меня, не переставая. Увы, мое преобразованіе было далеко несовершенно — я хотлъ курить! Я воздерживался, сколько силы дозволяли, но плоть немощна. Я вышелъ одинъ побродить и боролся самъ съ собою цлый часъ, напоминалъ себ свои общанія переобразовать себя, усовщевалъ себя, убждалъ; упрекалъ, но все было тщетно; я вскор изловилъ себя, роющимся въ снгу, разыскивая трубку. Посл продолжительныхъ поисковъ я нашелъ ее, тихо ушелъ и спрятался, чтобы вдоволь насладиться. Я просидлъ за гумномъ довольно долго и спрашивалъ себя, что буду чувствовать, если товарищи мои, которые мужественне, устойчиве и честне меня, поймаютъ меня врасплохъ. Наконецъ, я закурилъ, затянулся и при этомъ сознавалъ всю свою подлость и низость; я просто совстился сидть въ своемъ собственномъ обществ. Боясь быть пойманнымъ, я по думалъ, что лучше сдлаю, если пойду дальше на край гумна, гд, вроятно, буду безопасне, и повернулъ за уголъ. Едва только я это сдлалъ, какъ изъ-за другого угла показался Олендорфъ, держа бутылку у самаго рта, а между нами сидлъ, ничего не подозрвая Баллу, играя въ карты, въ старыя истрепанныя карты!
Пошлость нашего положенія дошла до крайности. Мы протянули другъ другу руки и согласились никогда больше не упоминать ни о нашемъ «переобразованіи», ни о «полезномъ примр для юношества».
Станція, на которой мы находились, стояла на самомъ краю двацать шестой мили степи. Еслибъ мы подошли къ ней на полчаса ране, то услыхали бы крики людей и выстрлы ихъ, такъ какъ въ то время ожидали гуртовщиковъ со стадами овецъ и, зная, что въ такую ночь легко сбиться и пропасть, намренно кричали и стрляли, чтобы этимъ направить ихъ на правильный путь. Пока мы были на станціи, трое изъ гуртовщиковъ явились, падая съ ногъ отъ изнеможенія и усталости, а двое такъ и пропали и никогда о нихъ никто уже не слыхалъ.
Мы пріхали въ Карсонъ въ должное время и ршили тутъ отдохнуть. Этотъ отдыхъ вмст со сборами въ поздку на Эсмеральду продержалъ насъ цлую недлю и далъ намъ случай присутствовать при разбирательств одного дла, «о большомъ земляномъ обвал», дло между Гейдомъ и Морганомъ, обстоятельство, извстное и по сей день, не забытое въ Невад. Посл нсколькихъ словъ необходимаго разъясненія я опишу весь ходъ дла этой странной исторіи.
ГЛАВА XXXIV
Около Карсона, Игль и Уашу долинъ, горы очень высоки и отвсны, такъ что весною, когда снгъ начинаетъ быстро таять и согртая поверхность земли длается рыхлою и мягкою, обыкновенно начинаются опустошительные земляные обвалы. Читатель врядъ ли иметъ понятіе о земляныхъ обвалахъ, если не жилъ въ этой стран. Въ одно прекрасное утро вы встаете и видите, что цлый склонъ горы отпалъ и свалился внизъ въ долину, оставляя на передней сторон или чел горы большой, безлсый, неприглядный шрамъ, вроятно, для того, чтобъ это обстоятельство не скоро изгладилось изъ памяти его.
Бункомбъ, главный повренный Соединенныхъ Штатовъ по дламъ казны, былъ назначенъ въ Неваду. Онъ считалъ себя весьма талантливымъ и нетерпливо ждалъ случая доказать это на дл, частью, конечно, изъ самолюбія, а частью потому, что его окладъ былъ скудный (что довольно ясно сказано). Старйшіе граждане новой территоріи смотрятъ свысока, какъ-то благосклонно-сострадательно на остальныхъ жителей, пока они держатъ себя въ сторон, но разъ они вмшиваются въ дла, то обходятся съ ними безцеремонно.
Однажды утромъ Дикъ Гейдъ опрометью прискакалъ въ Карсонъ къ стряпчему Бункомбъ и, не давъ себ труда привязать лошадь, вбжалъ къ нему. Дикъ былъ сильно возбужденъ. Онъ сталъ просить повреннаго не отказать ему вести его дло и, если только общаетъ выиграть, то заплатитъ ему пятьсотъ долларовъ; посл этого онъ сталъ разсказывать свое горе, сильно размахивалъ руками и ругался безпрестанно. Онъ объяснилъ, что всмъ давно извстно, что онъ уже нсколько лтъ подъ-рядъ пашетъ и обрабатываетъ землю въ области Уашу, успшно занимаясь дломъ, и къ тому же всякій зналъ, что ферма его находится около самой окраины долины, а что Томъ Морганъ обладалъ фермою, стоящею сейчасъ надъ нимъ на склон горы. Дло въ томъ, что приключился страшный, разорительный обвалъ и вся ферма Моргана съ ея заборомъ, хижинами, скотомъ, гумномъ, однимъ словомъ, со всми постройками спустилась прямо на его владнія и покрыла ихъ слоемъ, толщиною въ 38 футъ, не оставляя свободнымъ ни одного уголка его собственности. Морганъ отказывался освободить мсто, говоря, что сидитъ въ своемъ собственномъ дом и что домъ этотъ стоитъ на той же самой земл, на которой стоялъ и прежде, и что ему весьма интересно видть, кто посметъ заставить его удалиться.