Выход на «бис»

«А ведь и правда. Каково там адмиралу Страны Советов в третью годину Второй мировой войны в дальнем океанском походе?! Он достоверно знает, что их эскадра и ещё несколько судов снабжения, разбросанных по точкам координат, это все, что есть в Атлантике из советского водоплавающего. Наверняка сейф переворошён, все секретные пакеты вскрыты – никаких других „домашних заготовок“ штаба ВФМ от Кузнецова или дальних замыслов Сталина (с Берией в придачу) нет. Значит, сказочки?! Значит – враг?! И что предпримет? Пораскинет сомнениями, плюс советчики походного штаба подсуетятся, возьмёт да и передумает. И тогда… И тогда срежут доверчивый „Камов“ без затей на подлёте из зенитки. Подберут из воды тех, кто уцелеет. И начнут пытать в корабельных казематах местные аналоги особого отдела – товарищи из СМЕРШ».

– Да. Придётся быть убедительным, – повторил со вздохом Геннадьич. Добавив: – Если нас раньше не угробят к чёрту…

– В смысле?

– Вот потому и нельзя нам вдвоём. Если что-то пойдёт не так – рухнет вертолёт, или чего хуже – собьют, случайно или намеренно, крейсер останется обезглавленным на важную информационную составляющую. Ту, о которой известно только нам с вами. Старпом, конечно, встанет у руля. Но он же ничего, ни черта не знает, не в курсе, допуском не вышел. Кто у нас ещё? Только товарищ учёный, который хоть как-то в теме, а по сути, сугубо цивильная фигура, штафирка, не имеющая права голоса. И как тогда сложится судьба крейсера и всего экипажа, бог весть. Кстати…

Приоткрыв дверь, каперанг окриком вызвал вестового, что соседствовал в баталерке подле командирской каюты:

– Быстро сюда ко мне «пассажира»[97], в смысле учёного-профессора, в смысле Дока, – окончательно уточнил, зная, что на корабле к тому прижилось именно это прозвище, от одного вида: «пиджак, очки с диоптриями». – Знаешь, где его искать?

С гражданским товарищем на корабле случались иногда казусы. Практически безвылазно сиживая у своей аппаратуры, выходя лишь постоловаться или ещё за какими-то редкими надобностями, доктор наук в рассеянности постоянно путался в коридорах корабля. Шутники-доброхоты уже однажды завели его с жилых палуб «вам прямо, налево и вниз по трапу» в агрегатную на низах, где тот… ну, в общем, не важно.

– Так точно! – уже спиной проорал убегающий матрос.

Вернувшись к разговору, Скопин, наконец, предложил то, что в принципе давно пора было сделать:

– Знаете. Я думаю, надо вводить в полный курс дела старпома. Ответственность за корабль с меня никто не снимает, но на кону у нас рискованное предприятие. И раз уж на то пошло, командиру должна быть адекватная замена, обладающая всей полнотой информации. Замполита тоже придётся подтянуть.

– Не возражаю, – не без нотки сомнения обронил особист. И уже уверенней: – Сейчас ваша компетенция в приоритете. Вам и решать.

Не присаживаясь за стол, каперанг внутренним телефоном запросил мостик по текущей обстановке (хотя и пяти минут-то не прошло с момента последнего запроса). Затем вызвал к себе в каюту политработника.

В ожидании ответа вернулся к озвученной выше проблеме первого контакта:

– Как нам быстро и безошибочно убедить аборигенов, кто мы и что мы? Хорошо мечтателям от жанра попаданцев – показал ноутбук с ярчайшими в цвете и чёткости фильмами-картинками. Тут любой бы проникся аргументом-артефактом. А у нас ныне техника не шибко смотрится, в плане футуристичности. Железяки. И геликоптеры, и реактивные самолёты, всё уже есть сейчас. С чем явиться? Какой у нас доку́мент?.. – усы, лапы, хвост кота Матроскина?

– У меня в каюте есть видеомагнитофон, – вызвался особист, – импортный.

– И что? На кассетах у вас что? Художка? Тоже, поди, вся импортная. Её покажем штабу советского адмирала? «Терминатора» или тот же «Филадельфийский эксперимент?»

– Согласен. Глупость сморозил.

– Выходит, что самый наглядный аргумент – сам ПКР «Кондор». Пятнадцать тысяч тонн водоизмещения оригинальной не от мира сего корабельной архитектуры с надписью «Москва» на борту. Но для этого надо показать наш красивый профиль самому адмиралу. Вот только соваться под стволы орудий я бы покуда воздержался. Пока не встретимся, не покажем друг другу лица «ху из ху». Пока не поручкаемся.

Загорелся вызов с «ходовой», каперанг перещёлкнул вход на громкий динамик. Выслушал доклад обстановки. Выходило, что не всё так и плохо. На момент.

Один самолёт остался. Явно в качестве наблюдателя. Пилот барражировал, как, наверное, считал, на безопасном расстоянии. И, в общем-то, мало кого волновал. Фиксировали ещё несколько воздушных целей, видимо – секторальной удалённой разведки. Что тоже их пока не касалось.

А вот угроза стремительного броска «Кронштадта», соберись Левченко всё же пойти на радикальное разрешение ситуации, сохранялась: метка на бортовом радаре висящего в небе Ка-25 продолжала смещаться с общим вектором на сближение. Медленно. То есть линейный крейсер прибрал прыть, слегка спрямив свой курс на параллели.