Выход на «бис»

– Красавец, – услышал капитан 1-го ранга в наушниках, заведённых на внутреннюю связь, – прикатим в Союз, наверняка Сталин захочет на нас посмотреть лично. Попрошу Виссарионыча обязательно сохранить десяток-два экземпляров фронтовой авиации. Всех моделей. И не только для музеев. Самолётов-то было наклёпано будь здоров, а куда после войны всё делось? Смотришь фильм «В бой идут одни „старики“» – всё замечательно, всё в тему. И даже и вроде бы уж и привык, что «яки» в кадре ненастоящие, и пусть бы себе – не обращаешь внимания… А всё равно глаз кривит натуральностью.

Ещё одним развлечением предстал «Кронштадт», вскоре обозначившийся вытянутым низким профилем в стороне по правому борту.

Линейный крейсер миновали, пройдя за его кормой на удалении около пяти километров.

А впереди по курсу уже наплывал флагман-линкор, в кильватере которого прорисовывался авианосец.

Сопровождавший «Як» точно того и ждал – отвалил, уходя на круг посадки. Даже доброжелательно перед этим качнув крыльями.

«У него должно быть уже припекало по топливу, раз он…» – едва лишь подумал Скопин. Всё его внимание сейчас занимал приближающийся стальной гигант под флагом ВМФ СССР, снова слыша по внутренней связи впечатлительный возглас пилота:

– Ё-моё!

– И ё-твоё! – не удержавшись, брякнул кэп, растеряв в незатейливой игре слов изначальную иронию. Добавив мысленно: «И чем ближе, тем… ё-твоёмней».

Застывшее в движении на серой поверхности океана нагромождение металла, что раздвигало воду обводами, будто слоновьей поступью, притягивало взгляд, пленяя ум, обуревая чувства!

«Что ж, некая поэзия присуща и железу».

Блымнувшее откуда-то взявшейся прорехой в облачности солнце подсветило, окрасило картину: сохраняя общие аспидно-серые тона, делящиеся на тени и выпуклости надстроек, дымовые трубы, приплюснутые орудийные башни; линию борта линкора разбивал на фрагменты «ослепляющий камуфляж» раскраски.

Пилот «Камова», описав пируэт, заходил к цели путешествия с кормового угла, медленно параллеля, нагоняя, сближаясь борт в борт.

Слева под винтами проплывал массивный распластавшийся палубой корпус. Внизу, приглядеться, достаточно людно – побоку холод и ветер, очевидно, каждый из экипажа, кто имел повод оказаться на верхней палубе или высунь нос в технические проёмы и выходы, не отказал себе в любопытстве посмотреть на диковинную стрекозиную машину.

Зрели и с крыла мостика… высокие ранги.

Поначалу, издалека, расположение мачт и надстроек на линкоре создавало впечатление невозможности осуществить посадку. Скопин уже был готов спрыгнуть на палубу в режиме зависания. С портфельчиком.

Ближе…

– Там на носу по борту от башен ГэКа чемодан можно посадить, – отметил пилот, – не думаю, что по месту будут сильные завихрения. Площадка большая и не торчит ничего.

В районе мостиков надстройки заморгало сигнальным фонарём.

– На корму приглашают, – считал световую морзянку борттехник.

Пилот исполнительно отыграл управлением, чуть клонясь тангажем на хвост, оттягиваясь назад, зависая, оценивая возможности на кормовой оконечности корабля.

Здесь их уже ждали. Копошились фигурки команды, расчищая площадку, отводя направляющие салазки катапульты в сторону на допустимый угол. Приняв меры, чтобы не мешала стрела крана.

– Тут у них гидро базируются, наверняка есть и чем принайтовить. Сяду, – принял решение командир «вертушки».

– Что он говорит? – уже изготовившись, подавшись ближе к сдвинутому проёму двери, у Скопина съехал лопух наушника, впустив в перепонки докучливый шум винтов и трансмиссии вертолёта.

Борттехник (тут же в грузовом отсеке) был в гарнитуре на длинном проводе, оторвавшись от портативной кинокамеры, снимая зрелищные кадры, проорал на самое ухо:

– Всё нормально. Сядем.

Киносъёмка была не частной инициативой мичмана. Это был прямой приказ командира – вести любую фото- и видеофиксацию: «Если нам удастся вернуться, понадобится полный отчёт… и доказательства, где мы были, в какой ситуации оказались и что предпринимали. В конце концов, с нас, с меня потребуют подробный рапорт за все потраченные боеприпасы, включая сами знаете какие. Если вдруг к тому дойдёт».

Пилот уверенно повёл машину вниз.

Фигурки в чёрных бушлатах внизу засуетились. Принимать подобное им не приходилось, и они без затей использовали уже привычные жестикуляции крановщиков – «майна», отмахивая флажками. Какие-то совсем смелые «стойкие оловянные солдатики», не понимая всей опасности вертолётных винтов, «лезли под колёса»… пока снижающаяся машина сама их не разогнала – когда над твоей головой громыхающая молотилка, тут поневоле отпрянешь.

Вертолёт коснулся поверхности ладно – четырьмя точками шасси.

Капитан 1-го ранга, стащив спасательный жилет, отстегнув страховочный зацеп, мигом выскочил, пригибаясь, перебирая ногами на безопасные метры.

Замполит, не отставая, следом.