Вымышленные библиотеки

Андрес Фелипе Солано, колумбийский писатель, который вот уже десять лет тщательно и страстно исследует Сеул, дарит мне последний номер журнала Корейского института литературного перевода, где он работает бок о бок с переводчиками с испанского на корейский. Из редакционной статьи становится ясно, что престижная Букеровская премия за «Вегетарианку» Хан Ган разделила корейских литературоведов на два лагеря. Здесь нет консенсуса насчет того, что это шедевр, но, переведенная на самые важные языки мира, книга была признана важным художественным событием. Из статьи также понятно, что для Южной Кореи английский язык так же много значит, как китайский и японский.

Это же транслирует пятиэтажный Still Books, самый изысканный и постмодернистский книжный столицы, на первом этаже которого сейчас выставлены все номера журнала Brand на корейском и английском, а на последнем можно продегустировать лучшие сорта японского виски. Прогуливаясь по паркету теплого коричневого цвета между тематических прилавков, где книги соседствуют с дизайнерскими объектами, а в холлах между отделами устроены мини-выставки карт, иллюстраций и фотографий, понимаешь, что центр тяжести магазина – это Сеул, что именно вокруг него разворачиваются корейская культура и язык. И что англосаксонская, китайская и японская – это три периферии, которые наиболее интересны как книготорговцам, так и их клиентам. Их читателям.

Я покупаю номер Brand, посвященный сети книжных Tsutaya, которая сама себя определяет как главную «японскую платформу поп-культуры». Так же как Amazon или FNAC, она начинала с книг, но, в отличие от упомянутых компаний, не задвинула их на дальний план: там в отделах с телевизорами и компьютерами можно найти тысячи изданий по технологиям, а в кухонных принадлежностях – собрание кулинарных книг. Каждый год открываются десятки новых франшиз, но вся структура растет на книжной базе. Даже выдающаяся архитектура штаб-квартиры T-Site (спроектированной Klein Dytham Architecture) подчиняется этой иконе, этому символу, этой минимальной единице значения культуры последних веков, а возможно, и будущих – книге.

Проектом-близнецом Tsutaya в Корее стала сеть книжных Kyobo, которая родилась в 1980-х как культурное крыло одноименной страховой компании. «Люди создают книги, книги создают людей», – написано большими буквами на стене одного из магазинов. Хотя в залах десятка книжных в десятках тематических разделов собраны тысячи книг и сопутствующих товаров, самое знаковое пространство – библиотека. Большие деревянные столы, которые в 9:30 утра уже заняты читателями газет и студентами всех возрастов, склонившимися над своими открытыми книгами. В центре T-Site Tsutaya тоже есть библиотека, Anjin Library, на сто двадцать мест, с впечатляющей коллекцией журналов. Недаром улица, которая соединяет все три здания японского книжного, называется Magazine Street.

В Still Books продается путеводитель по книжным Сеула в оригинальной корейской версии и в переводе на японский и три путеводителя по японским книжным с английскими названиями: «New Standard of Japanese Bookstores», «Tokyo Bookstore Guide» и «Tokyo Book Scene». Я внимательно рассматриваю фотографии во всех четырех книгах – сходство токийских книжных с сеульскими, которые я посетил в последние дни, несомненно. Я записываю названия некоторых японских, которые в ближайшем будущем обязательно включу в свою коллекцию: Isseido, Beyer, Shibuya Publishers and Booksellers, Los Papelotes, Orion Papyrus, Sunday Issue, Book and Bed, Sanyono Book Store, Kitazawa, Books and Sons. Прологом к каждому путешествию всегда служит одна или несколько книг. И список.

Даже токийский Bunkitsu, начавший работать несколько месяцев назад и ставший первым в истории книжным магазином, который с момента открытия берет входную плату, неожиданно обрел в Сеуле родственную душу. Потому что его исчерпывающая коллекция журналов, книг по искусству, архитектуре и дизайну, которые посетители просматривают за общими и индивидуальными столами для чтения (без сомнения, вдохновленные Нью-Йоркской публичной библиотекой или Национальной библиотекой Буэнос-Айреса с их знаменитыми зелеными лампами), заставляет подумать не столько об Index, сколько о Design Library Hyundai Card. То есть напоминает больше библиотеку, чем книжный.

Сеул и Токио смотрятся друг в друга через зеркало Японского моря. История вражды между этими странами не забыта, раны, нанесенные Японией, не зажили и кровоточат, но книжные магазины – по крайней мере, на этих фотографиях, иллюстрациях и картах – кажутся местом встречи, территорией мира.

Где заканчивается хроника и начинается эссе? Где заканчиваются хроника, которая пробует перо, или эссе, которое повествует, и начинается литература?