Роман вырос из рассказа (который можно прочитать на сайте журнала
Похоже на современную версию истории Аполлона и Дафны: «Я не думала об этом, пока после выхода „Вегетарианки“ в других странах не начали говорить о влиянии Овидия и Кафки на мое творчество, я их обоих читала в юности и полагаю, что они внутри меня». Это очень любопытно, признается она, что в разных культурах роман вызвал разные ассоциации и вопросы: журналисты и читатели в Италии спрашивали об Овидии и трудности общения. В Германии – о Кафке, о том, что значит быть человеком, и о насилии. В Великобритании – исключительно о феминизме. В Аргентине и Испании – о мученичестве и жертве. «Тогда я должен спросить тебя о Борхесе», – перебиваю я. «Обожаю Борхеса, – отвечает она. – Это один из моих любимых авторов, один из фундаментальных опытов чтения».
«Сюжет рассказа по пути к роману совершает двойной поворот, – говорю я, – любовь мужа пропадает, и история из фантастической превращается в реальную». «Думаю, что жанр очень важен для понимания этих вопросов и решений. Поэзия очень личная, она слишком тесно связана с языком. Рассказ тоже, но не до такой степени, и он более визуальный. Но роман для меня самый важный жанр, потому что он позволяет задать себе элементарные вопросы». Во время работы над «Вегетарианкой» Хан Ган пришла к вопросу, который не поднимался в рассказе: в чем смысл «человекости», хотя «я с детства себя спрашиваю, что значит быть человеком, потому что для меня это не что-то естественное, мне стоило труда принять то, что я принадлежу к человеческому роду, к тому же биологическому виду, который построил Освенцим и устроил кровавую расправу в Кванджу». Писательница хотела показать, что решение ее героини перестать быть человеком осталось никем не понято, но она от него не отказалась: «И на самом деле я не думаю, что выбирала реализм и что „Вегетарианка“ реалистичный роман».
Является ли хроника реалистичной только в тех фрагментах, что существуют между вопросами?
В книжном магазине Book by Book кофе в подарок получают все, кто напишет на специальной карточке отзыв на понравившуюся книгу. Этот уходящий корнями в древность «натуральный обмен» контрастирует с банковским офисом, который занимает вторую половину помещения.
Вокруг барной стойки в кафе Conma, прямо рядом с мэрией, разбегаются до самого потолка книжные полки, отражаясь в витрине напротив, где выставлены стихотворные сборники с обложками разных цветов. Девушка в платье школьницы приветствует меня, листая один из них. Приняв ее в первый момент за студентку, я вижу бейдж на груди – это продавщица магазина одежды, внутри которого расположено книжное кафе, ее коллеги одеты в такую же школьную форму.
В мой последний день в Сеуле я проснусь на верхнем этаже Lotte Castle Deoksugung и не узнаю город. Амфитеатр женской школы, параболические антенны российского посольства и экраны небоскребов почти не видны под толстыми слоями белого. Хотя снег в ноябре – редкость, по дороге в аэропорт я увижу, что муниципальные службы уже заработали. Дворники расчистят подходы к жилым комплексам, экскаваторы уберут лед с шоссе, по которому мы пересекаем мегаполис, чтобы добраться до аэропорта Инчхон. Меня не удивит, что, пройдя таможню и пограничный контроль, я сяду завтракать в прелестном кафе-книжном, находящемся в одном помещении с офисом по возврату налога с покупок. Sky Book Café versus Tax Refund. А посередине – белый робот на колесиках, у которого два розовых сердечка вместо глаз и надпись на экране: «I love you».
Все книжные кризисы похожи друг на друга, но каждый город реагирует на них по-своему. Сеул сделал ставку на неожиданное скрещивание: книжный и постеры в торговом центре из морских контейнеров; книжный и отделение банка; книжный и магазин одежды; книжный и аэропорт. Четыре ответа на один вопрос в городе, который как будто бы живет в следующем десятилетии человечества.
Как будут выживать книжные магазины будущего?