Выносливость. Разум, тело и удивительно гибкие пределы человеческих возможностей

С тех пор я много думал о стимуляции мозга: о ее потенциале как инструмента исследования, ее поспешной и (по крайней мере в том, что касается моего черепа) преждевременной коммерциализации, ее вероятном влиянии на приемлемые границы спортивного самосовершенствования. При этом из моей головы не выходили комментарии Томаса. Ведь на следующее утро после его дуэли с Джонсоном, прежде чем отправиться в аэропорт, я загнал в угол одного из ученых и попросил взглянуть на протокол рандомизации. Оказалось, в каждой из двух гонок победитель получал фальшивую стимуляцию, а проигравший — настоящую. Нельзя сделать выводов о том, «работает» ли tDCS, из одного такого случая, но это было похоже на ведро холодной воды, выплеснутое на горячее поле обсуждений.

Может быть, подумал я, электроды тут ни при чем? С точки зрения Red Bull, цель объединения спортсменов в подобных лагерях — будь то стимуляция мозга или тренировки с задержкой дыхания — в том, чтобы показать участникам, что они способны на большее, чем себе представляют. Стимуляция мозга может оказаться или не оказаться эффективным способом раскрытия резервов, но спортсмены почти наверняка вернулись из лагеря, убежденные, что эти резервы существуют. В конце концов, когда дело доходит до двух парней на велосипеде, возможно, это и есть настоящее секретное оружие: вера в то, что у вас есть еще одна передача.

Глава 13. Убеждение

Вечер перед забегом Cherry Blossom 10-Mile Run[401] в 2003 году я провел, размышляя над списком сильнейших участников. В списке мужчин было более двадцати имен, большинство из них — кенийцы. Все они претендовали на денежный приз в размере 30 000 долларов, щедро предоставленный хозяином мегагонки, почтенным городом Вашингтоном. До этого я много участвовал в забегах на стадионе и в кроссах, но сейчас готовился сделать первую серьезную попытку попробовать на вкус мир, где крутятся большие деньги, — забеги на шоссе. Первые двенадцать финишеров получали свою долю, и, дочитав список имен до конца, а потом поискав в интернете описание их побед, я предположил, что окажусь в довольно щекотливом положении.

На следующее утро я в компании пятнадцати тысяч бегунов стартовал с усаженной цветущими деревьями Национальной аллеи. Элита быстро оторвалась, оставив позади толпу, но настоящая борьба еще не началась. Первые три километра все ждали и присматривались, укорачивая шаг и прислушиваясь к шумному дыханию соперников. В конце концов кенийцы Джон Корир и Ройбен Черуйот, которые по очереди выигрывали предыдущие три Cherry Blossom, вырвались вперед. Темп нарастал, плотная группа бегунов создавала всё большее нервное напряжение: началась настоящая гонка.

В определенном смысле каждый шаг на дистанции во время соревнований требует микрорешения: нужно ли ускориться? Или замедлиться? Или сохранить текущий темп? Однако одни решения более значимы, другие менее. Когда Корир и Черуйот превратились практически в точки, оставив позади горстку преследователей, мне нужно было решить, как быстро бежать. Я не думал ни о темпе, ни о времени. За последние десять лет я достаточно побегал по лезвию ножа, чтобы научиться нутром чуять: вот этот темп выдержу, а этот нет. Я был в лучшей форме и, честно говоря, хотел денег. При этом я организован и практичен. Когда окружающие меня бегуны внезапно перешли на темп, который мне казался почти спринтом, я начал равномерно ускоряться, надеясь выйти на тот максимальный темп, который я смог бы поддерживать оставшиеся 13 км. Вскоре все двадцать пять бегунов в лидирующей группе удалились на приличное расстояние. Однако я не терял надежды увидеть еще раз кого-нибудь из них.

В моей памяти до сих пор живы воспоминания о второй половине дистанции: трепет сродни тому, что испытываешь на охоте, когда я одного за другим стал нагонять и обгонять отставших. Некоторые довольно сильно упирались, другие еле бежали. Можно было практически разглядеть метафорическое облако черного дыма, клубящееся над их перегретыми двигателями. Ближе к финишу я догнал кенийца Саймона Роно, который несколькими годами ранее победил со вторым в истории забега результатом, и переместился на двенадцатое место. Я выиграл деньги! Когда до финиша оставалось несколько сотен метров, мои стоявшие на обочине друзья с криками и улюлюканьем показали на другого плетущегося к финишу кенийского бегуна. Опустив голову и бросившись в атаку, я обошел его перед самым финишем, и моя доля увеличилась с 200 до 250 долларов.

Я потом долгие годы хвастался этой историей, считая ее скромным триумфом собственной проницательности. Умение рассчитать темп, знание своих пределов и способность бежать, не выходя за них, позволили мне победить половину элитных бегунов. Остальные, как я полагал, были просто быстрее меня, я бы не обогнал их ни при каких обстоятельствах. И уже почти десять лет спустя, пробежав много похожих забегов, я наконец начал сомневаться в том, чем так гордился.