Выносливость. Разум, тело и удивительно гибкие пределы человеческих возможностей

В ночь перед марафоном в Торонто в 2011 году Рейд Кулсит лежал на кровати в гостинице, уперевшись ногами в изголовье; сна не было ни в одном глазу[402]. На следующее утро на аллее вдоль озера, где сейчас завывал сильный ветер, ему предстояло выполнить квалификационный норматив для участия в лондонской Олимпиаде. Шестеренки мозга беспокойно вращались, просчитывая арифметику временных отрезков на километр при разных темпах и разных сценариях гонок: 2:11:29, чтобы пройти квалификацию; 2:10:09, или 3:05 на километр, чтобы побить канадский рекорд Джерома Дрейтона, продержавшийся 36 лет. На тренировках он вдалбливал этот темп в свой мозг и приучал к нему ноги, а в итоге научился держать его автоматически.

Так же как и в забеге Cherry Blossom, в группе лидеров в основном были бегуны из Восточной Африки — по большей части из Кении и Эфиопии, — и они должны будут бежать на несколько минут быстрее рекорда Дрейтона. Но они ничего не значили для Кулсита. Его единственным соперником, будь то с точки зрения исполнения олимпийской мечты или получения бонуса в размере 36 000 долларов за побитый рекорд, был секундомер.

Но что-то не давало ему покоя. Наконец он вытащил наушники, вылез из кровати и спустился в бар гостиницы, где пил пиво его тренер Дэйв Скотт-Томас, с которым он работал много лет. «Я хочу завтра бежать с лидерами, — сказал Кулсит. — И нужно, чтобы ты сказал мне: безумство это или нет». Скотт-Томас тренировал Кулсита с 1998 года, помогая ему постепенно продвинуться от заурядного любителя, взятого в университетскую команду «для массовки», до бегуна мирового класса. Фундаментом отношений между тренером и спортсменом стали методика планирования и реалистичное целеполагание. Кулсит казался нерешительным, но Скотт-Томас почувствовал, что за этим скрывается кровью заработанная уверенность. «А почему бы и нет? — сказал он, кивая. — Вперед!» Внезапно выбросив из головы месяцы планирования, Кулсит поднялся в номер, заполз обратно в постель и за несколько минут мирно заснул.

На следующее утро тысячи бегунов рванули через стартовую линию и побежали по Университетской авеню. Забег, как обычно, начался оживленно: будто лава хлынула из давно потухшего вулкана. Я высунулся из окна автобуса для прессы, ехавшего в 40 или 50 м впереди участников, наблюдая, как первые бегуны начали объединяться в группы: впереди спортсмены из Восточной Африки, затем олимпийские надежды Канады, следом лучшие среди женщин, дальше лучшие региональные бегуны и т. д. Километры летели один за другим, и в какой-то момент мы начали обмениваться озадаченными взглядами с другими репортерами и удивленно поднимать брови. Группа лидеров из одиннадцати человек по форме напоминала неровный наконечник стрелы поперек дороги. Десять из них были выходцами из Кении и Эфиопии, но в глубине группы отчетливо виднелась копна густых рыжих волос. Когда бегуны пронеслись мимо отметки «5 км», Кулсит взглянул на часы, нажал кнопку и побежал дальше вместе с лидерами. Мы поняли: быстрый старт не был ошибкой, Кулсит отказался от тщательно составленного плана, о котором рассказал на пресс-конференции за несколько дней до гонки, и бежал, чтобы выиграть.

К этому времени я уже привык к тому, как обычно проходили шоссейные забеги: впереди атакующие камикадзе из Восточной Африки, за ними — осторожные и хладнокровные участники из Северной Америки. Я предположил, что эти различия — если, конечно, делать широкое, но не универсальное обобщение — можно отнести к простой экономике. Однажды я общался с бегуном, в прошлом чернорабочим, по имени Джозеф Ндериту[403], который рассказал мне о своем первом опыте участия в забегах в Северной Америке, когда он вернулся домой с 600 долларами в кармане. На эти деньги можно было купить двух телят. На следующий год, после еще более удачного сезона, он купил небольшой участок земли за 2500 долларов, построил пятикомнатный дом и приобрел еще одну корову. «Первую дойную корову в моей семье», — сказал он мне гордо. Для человека вроде меня победой в забеге (где призовой фонд полагался первым пяти) считалось даже шестое место, если удавалось улучшить личный рекорд. Для Ндериту самореализация была плохой заменой наличности.