Она влетела в Галерею и резко остановилась на полном, как говорится, форсаже, застигнутая врасплох странной неожиданной картиной: рабочие снимали со стен картины и уносили их в запасники.
– Что происходит? – поймала Поля одного из работников за рукав.
– Не знаю, – пожал тот равнодушно плечами, – директор распорядился снимать, его и спрашивайте.
А она спросит, еще как спросит! И Полина Павловна понеслась на второй этаж, воинственно взбодрившись. Да так и влетела в директорский кабинет, проигнорировав слабые попытки секретарши ее остановить.
– Генрих Артурович, – с ходу задала она животрепещущий, вызвавший ее жгучее недоумение вопрос, ворвавшись в двери, – что происходит?
– Не шуми и садись, – обреченно-усталым тоном приказал он и, чуть скривившись от недовольства, махнул секретарше – мол, иди, оставь нас.
Подчеркнуто-решительно Полина прошагала к стильному, модерновому прозрачному столу директора, села в посетительское кресло, приставленное боком к нему, и, изобразив лицом повышенное внимание, посмотрела на Генриха Артуровича.
– Что ты смотришь на меня в упор, Полина Павловна? – усмехнулся тот эдакой ее артистической демонстрации.
– Я бы хотела узнать, почему демонтируется экспозиция? – протокольным тоном полюбопытствовала Полина.
– Потому что всё, закрылась лавочка, – усмехнулся невесело директор. – Если говорить протокольным языком, то «Центр современного актуального искусства» и его дочерние структуры в регионах, а также наша Галерея временно приостанавливают свою деятельность на территории России в связи с военной агрессией ее правительства, направленной против независимого государства.
– Приостанавливает? – переспросила Полина. – Как надолго?
– Да хрен знает, – честно признался Генрих Артурович, – скорее всего, навсегда. Ну, может, в какой-то иной форме когда-нибудь они что-то подобное и замутят, но не в ближайшее время точно.
– Так, – растерялась Поля. – И что будет с художниками и скульпторами, со служащими и работниками Галереи и самого «Центра»?
– Да с художниками-то бог бы с ними, предложат поучаствовать в каких-нибудь европейских тематических выставках, а дальше пусть сами себя продвигают. А со служащими… – протянул директор, рассматривая Полину с непонятным познавательным интересом. – Это смотря с какими.
– Ну, например, со мной? – предложила ему свою кандидатуру для рассмотрения Поля.
– С тобой… – повторил он задумчиво.
Сложил ладони растопыренным «шалашиком», уткнув кончики пальцев друг в друга, – привычным любимым жестом, который «производил» всякий раз, когда принимался объяснять нечто непростое. Ну и объяснил, раз уж подготовился:
– Ты же умная девочка, Полина, и наверняка понимаешь, что в такую структуру, как «Центр», в которой были заранее четко распределены и расписаны все вакансии, роли и должности еще до его официального открытия, не возьмут человека со стороны на столь лакомое место и должность, которую занимаешь ты. Просто руководству, настоящему, высшему руководству «Центра», тому, что за «Большой лужей» обретается, – уточнил он начальственную степень принимающих решение, – пришла в голову мысль, так сказать, разбавить утвержденный коллектив человеком вне системы, чтобы предъявлять проверяющим инстанциям, мол, смотрите: у нас служат специалисты, представляющие разные направления и течения искусства, в том числе и классическую реалистичность. И тебе сказочно, невероятно повезло оказаться тем самым специалистом «с улицы», хотя, понятное дело, тебя не просто так выбрали, а из числа специалистов, представленных на соискание для этой должности. Без сомнения, ты искусствовед очень высокого уровня, но были в том списке и люди с гораздо более серьезным резюме и годами опыта работы. Просто Кирену и Гордеву захотелось посмотреть на соискателей, что называется, вживую. Вот они и потащились по музеям-галереям и посетили твою экскурсию. И им необычайно понравилась именно твоя манера общения и умение подавать материал.
Он сделал паузу, отвернулся и посмотрел задумчиво в окно. А Полина незаметно перевела дух, вместо того чтобы расстроиться и испытать досаду и даже, может, обиду на столь жесткое откровение директора. Почувствовала, как расслабляется, отпуская странный зажим, который, оказывается, держал Полину все эти годы работы в Галерее в постоянном неосознанном напряжении. Словно из нее, как из большого воздушного шара, понемногу стравливают воздух, чтобы ослабить чрезмерное внутреннее давление и плавно опустить на твердую землю.
Впрочем, она никогда в облаках и не витала, Генрих Артурович прав – Полина была достаточно умна для того, чтобы видеть, понимать и осознавать все реалии внутренней и внешней политики «Центра» и его заокеанских кураторов и свою роль в «обойме» его служащих. Так что его откровения не стали для нее открытием, но впервые за все время их долгого сотрудничества он позволил себе быть с ней честным.