Вынужденное знакомство

– За эти годы, – повернул голову и снова посмотрел на нее Генрих Артурович, – ты прекрасно проявила и показала себя высоким профессионалом и исключительным искусствоведом, став полноправным членом команды. Поэтому мне поручено предложить тебе работу в той же должности в одном из представительств уже не «Центра», а самого фонда, в Венгрии. Да, не Париж и не Рим. Но Венгрия – это очень хороший вариант.

– А если я откажусь? – спросила Полина просто так, ради получения полной информации, так сказать.

– Второго предложения не будет, – предупредил Генрих Артурович холодным тоном и, разрушив домик из пальцев, положил ладони на стол: явный признак директорского раздражения. – В таком случае с вами, Полина Павловна, – перешел он на официальный язык, – рассчитаются соответственно трудовому российскому законодательству и мы расстанемся навсегда. – И спросил, сохраняя все тот же официальный тон: – Каково будет ваше решение?

– Генрих Артурович, – улыбнулась ему Полина, – не могу вас порадовать, поскольку вынуждена отказаться от предложенной вами вакансии. Я не могу уехать из России.

Он посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. Уговаривать, настаивать, расписывать возможности и перспективы предложенного сотрудничества не стал, вздохнул, хлопнул ладонями по столу, жестом обозначая завершение беседы, и произнес:

– Жаль.

Порассматривал опять пару секунд Полину и позволил себе еще одну искренность, снова перейдя на «ты»:

– Ты отличный, толковый и ответственный специалист и, по сути, тащила на себе бо́льшую часть работы Галереи. К тому же девушка ты чрезвычайно симпатичная, умная, умеешь найти подход к самым трудным клиентам и общаться с людьми. И покупателям, и инвесторам очень нравилось с тобой работать.

И повторил, теперь уж с нескрываемой досадой:

– Жаль. Я прослежу, чтобы тебе выплатили все полагающееся, и премию постараюсь выбить сверх того. Это будет мой тебе, Полина Павловна, прощальный подарок. Все, можешь идти домой или куда там тебе захочется, – махнул он ей рукой, выпроваживая из кабинета.

Никуда ей там идти не захотелось, а хотелось забиться в какой-нибудь угол или закуток и прорыдаться от души, не сдерживая себя. Так, по-честному, по-бабьи, чего не делала никогда в жизни, – рыдать, заливаться слезами оттого, что рушится вся жизнь, просто вдребезги, безвозвратно распадается, отваливаясь в какую-то бездонную пропасть кусками. Порыдать, жалея себя ужасно.

«Шарик» приземлился и сдулся окончательно, и что теперь делать с ним дальше – непонятно…

Но, как выяснилось немного позже, буквально через пару дней, не самым страшным оказалась обманчивость и даже, наверное, в чем-то предательство ее любви и расставание с Александром. Это Поля тяжело, молча и в одиночку переживала про себя, стараясь не показывать родным, как ей на самом деле больно, чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию в семье и оградить их от лишних волнений. Да и последовавшее за ним увольнение с работы было совсем не разбитой жизнью и даже не трагедией…

Как ни странно, но маму и Василия увольнение Полины нисколько не удивило.

– Этого следовало ожидать, – лишь пожала плечами Елизавета Егоровна, когда дочь явилась домой в разгар рабочего дня и объявила о завершении своей трудовой деятельности в Галерее.

– Что значит «следовало ожидать»? – оторопела Поля от странной реакции мамы на такую новость.

– А что тут удивительного? – поделилась своими мыслями мама. – «Центр» этот твой давно известен как иностранное НКО, с явным уклоном в западную пропаганду так называемых новых ценностей. Да ты и сама об этом постоянно говорила и возмущалась. Понятно же, что его либо прикроют-запретят, либо они сами, как говорит Вася, сдрыснут в ближайшее же время за свой бугор. – И посмотрела на дочь более внимательно. – А ты что, расстроилась, что ли, Полин?

– Мам, я вообще-то работу потеряла, – пояснила Полина назидательно. – Ко всем прочим «хренам соленым», так сказать. Как говорит один талантливый скульптор, позиция «пожрать» – она всегда сильна для человека, можно сказать, базовая в нашей жизни». Вот я и думаю, что я буду с этой базовой позицией-то делать дальше. А еще с ипотекой и незакрытым кредитом по машине, как я все это выплачивать стану? – И так Полинке вдруг саму себя жалко стало, что, чуть не плача, она возроптала вопрошающе: – Как мне дальше жить-то?

– Да нормально жить, – ответила ей мама строго и одернула: – Ну-ка прекрати истерику немедленно!

– Это вовсе не истерика, – буркнула Полина, сразу как-то подуспокоившись от маминого окрика, и напомнила: – Я никогда не истерю, ты же знаешь.

– Ладно, не истерика, но панику разводить тоже не смей, – более спокойно потребовала мама.

Присела рядом с дочерью, погладила ту по голове и усмехнулась:

– Все это на самом деле сущая житейская ерунда, Поля, да и только. Руки-ноги да голова на месте, специальность, знания и опыт работы при тебе остались, устроишься непременно. Все преодолимо, кроме смерти.

И вздохнула тягостно.