Высматриватель

Гюн почувствовал скопление мыслей в своей голове, но пока надо было придержать. Он перешёл на соседний этаж, где были комнаты для народов – такие помещения, в которых жили этносы, невидимые без особого ракурса. Больше всего ему запомнились самоеды: лица у них были плоские, как тарелки, и когда они хотели поесть, то запрокидывали голову назад, клали себе что-нибудь на лицо и потом ели оттуда. Раньше их продавали в богатые дома, использовали как редкую разновидность фарфора, выкладывали на них закуски и пюре, каши размазывали по лицам и приглашали гостей, но самоеды не позволяли никому есть со своих лиц и часто умирали от возмущения – такую посуду нельзя было использовать, и вскоре их поместили в этот музей.

Гюн продолжал ходить по этажам этого здания мира, и деревянные юлы лежали тут как внутренняя вещь, переменная тишина была учтена. Он двинулся к скоплению людей и встал в уголке, чтобы немного отдохнуть. Здесь сидели люди, влажные от слёз радости, которой они подавились. Радость вошла им не в то горло, и с тех пор они плакали, как смеялись. Это были пункты по приёму судьбы. В каждом человеке время от времени скапливалось такое количество судьбы, что лучше было избавиться, и тогда они шли в эти пункты, чтобы оценить её или, на крайний случай, утилизировать. Люди очень разные сидели там: маленькая женщина принесла с собой солнце, гладила невидимый объект на коленях и называла его «маленькое солнце женщины», рядом сидело вафельное лицо – мужик, зависимый от удобрений, справа от него – парнишка, который всё время норовил, около него – человек, у которого должна была начаться судьба, но всё ещё не началась, и он пришёл, чтобы узнать причины этой задержки.

Гюн поднялся ещё на один этаж вверх, где были разные смысловые площадки – кулинарная зона, где подогревали улыбки, шоу-сканирование людей на ближайшую смерть, бобровые старики, которых предлагалось согреть. Он собирался найти для них пледы, вышел на театральную улицу и хотел было немного подышать, но горло погорело, схватила отвратительная дрожь, и всё стало чесаться: улица была покрыта холуями, и там, где тело соединялось с реальностью, появилось отчаянное зудение. Гюн купил пакет верблюжьих одеял, отнёс их старикам, и те пожелали ему брошь, и он спросил, где бы ему раздобыть эту брошь, а они сказали, что это там, где затирают информационные швы. И вскоре он уже шёл к брошюровщикам.

Брошюровщики были спрятанными людьми. Раньше они носили броши, но потом спрятались, и броши им стали не нужны. Они жили в пыльных подвалах, и теперь Гюн двигался по одному из них. Длинное тянулось, тоннели оседали на каждого проходящего, оставались на нём чёрными дырами – недоизучены; серые коридоры, выталкивающие цвет, тянулись сокровищницей пыли, и эта пыль по всем стенам и на полу – нужно было хорошо прочихаться, после того, как вы оставили заказ, и это вынуждало говорить исключительно правду.

Чаще всего заказывали затирку швов или сшивание планов, теперь и Гюн должен был объяснить. Что вас сюда привело? – То же, что и всех. – Чёрт знает что? – Что-то более определенное, запутанная история со многими сюжетными ответвлениями, которую надо бы сшить, совместить все разорванные места. – Мы могли бы переплести, но это не тот случай… Вам нужен не брошюровщик, а прилавочник.

Мне нужен прилавочник? – переспросил он срывающимся голосом, но ответа уже не получил: один из брошюровщиков стукнул какой-то книгой по стене, и многие бабочки пыли бросились на Гюна, блестя серовидными крыльями.

Он выбрался за дверь и хотел уже начать переход, но почувствовал, что у него снова повырастали крики во рту, и лучше их было удавить. Как раз появилось предчувствие давки: на него бежала огромная толпа копий – копии событий и людей, копии поступков и отношений. Так бешено вибрировала улица, и он подумал, где бы отыскать оригинал среди всей этой толпы, где бы отыскать оригинал, и он увидел там какие-то предложения, готовый прилавок жизни, и красочный мохнатый человек стоял. Они вцепились друг в друга взглядами, и Гюн озвучил вопрос, который так сильно его интересовал прямо сейчас:

– Вы прилавочник?

– Я, знаете ли, скорее, продавец.

– Там сказали, что мне нужен прилавочник. Я должен спросить у него ларь, чтобы проверить.

– Навряд ли у меня найдётся ларь.

– Но вы – прилавочник?

– По сути я, скорей, продавец.