Той весной я все время была на взводе. Мама упрекала меня в том, что я почти не звоню, а я отвечала ей сквозь зубы: «Все очень просто, мама, я либо работаю, либо сплю». Мучаясь бессонницей, я тащилась в ресторан ни свет ни заря и смотрела там странные видео. Я возвращалась все позже и позже. Как-то вечером Бенш сидел на кровати и ждал меня, весь подобравшись, как судья. Едва он открыл рот, я почувствовала, что укор в его голосе бьет меня кулаком по лицу.
– Если вдруг ты не в курсе, Оттавия, сейчас четыре утра. Дети спрашивали про тебя весь вечер. Все по тебе скучают.
– Меня никогда не бывает по вечерам.
– Тебя в принципе никогда не бывает.
Я потерла глаза, а потом меня вдруг понесло. Мы с Мариной выпили, и я говорила черт знает что, но Бенш был трезв и разговаривал вполне серьезно.
– Я работаю.
– Я тоже работаю, Оттавия. Ты, наверное, считаешь, что я занимаюсь не такими интересными и увлекательными вещами, как ты, но это тоже работа, моя работа. Знаешь, как у меня проходят дни? Когда я просыпаюсь, тебя обычно уже нет, я иду к детям, разогреваю бутылочку для Сильвио, одеваю их, отвожу в школу и к няне, потом возвращаюсь домой готовиться к занятиям, проверяю работы, читаю статьи, потом бегу в университет, захожу за кофе с панини – ты в это время, конечно, порхаешь по своему кухонному царству, – потом я убираюсь дома, протираю столешницу, отмываю раковину, развешиваю мокрое белье, складываю высохшее, заказываю новые краны в ванную, звоню в автосервис, звоню своей маме, отправляю твоей детские фотографии, заправляю постели, прочитываю пару страниц за чашкой чая, и вот уже надо забирать детей, я даю им руку или сажаю на плечи, отвечаю на их вопросы, по дороге захожу в магазин, чтобы купить еды на вечер, готовлю ужин, купаю и укладываю всю компанию, они зовут меня, вскакивают с постелей, наконец к половине десятого засыпают, если повезет, тогда я заканчиваю уборку, мою посуду, вытираю ее полотенцем, которое погладил пару дней назад, потом сажусь с книжкой в гостиной и жду твоего возвращения. Я почти ни разу не слышал от тебя «спасибо» за все, что делаю, чтобы поддерживать дом на плаву, ты не замечаешь бесконечного количества вещей, которыми для этого нужно заниматься, чтобы дети были сыты и обуты, комнаты прибраны, постели заправлены. Ты только говоришь «Я работаю, я работаю», будто это все покрывает, будто, если ты занята, ты важнее других, будто завалы на работе – это признак величия, будто они освобождают тебя от ответственности за все остальное. Оттавия, милая моя, ты же ни о чем, кроме кулинарии, не думаешь. Даже если ты прекрасно готовишь, это просто работа. Ты так осуждаешь мужчин в своей семье, но, знаешь, ты недалеко от них ушла. Возможно, ты лучше готовишь, но что это меняет, если у тебя не получается быть человечнее, ведь именно в этом ты упрекала их с самого детства. Наша семейная жизнь будто проходит мимо тебя. Я никогда не думал, что так будет. Иногда это кажется мне ужасно несправедливым, потому что вся твоя прекрасная жизнь как будто существует только благодаря моей работе за кулисами: ты почиваешь на лаврах, а я всего лишь твой муж-преподаватель. Я образованнее тебя, но всем плевать, и это порой сводит меня с ума. А иногда я смягчаюсь, думаю, что мне стоит быть терпимее, я ведь женился на тебе добровольно. Но серьезно: без моей помощи у тебя бы ничего не вышло. На твоей кухне не услышать голосов детей, зовущих свою вечно занятую мать, там не почувствовать вкуса их слез. Не рассказать, как я укачивал малышей, нарезая круги по дому, потому что ничто не могло их успокоить, тебя не было рядом, но я был на твоей стороне, я говорил им: «Шш, шш, ваша мама работает, ваша мама великий кулинар». Иногда я спрашивал себя, почему ты вообще согласилась завести детей, если почти не хочешь проводить с ними время, если видишь смысл только в кулинарии. Когда-то давно я думал, что ты занимаешься ею ради меня, но сейчас я понял, что нет, что все гораздо сложнее, это какой-то диалог внутри тебя самой, и даже это я принял, Оттавия. Как же ты не понимаешь? Я тебя обожаю, но, если объективно, то, что я делаю, – честно провожу с тобой каждый день, думаю, не каждому под силу.
В нашей жизни такое уже случалось: в ссорах, иногда в какие-то более приятные моменты, в постели или за вечерней беседой я уже слышала, как он говорит мне: «Немногие мужчины могли бы с тобой жить». Не знаю, что это было: гордость, смирение, может быть, боль. Когда Бенш сказал мне ее в этот раз, в нашей нынешней еще даже не ссоре, я задумалась, нет ли у этой фразы более глубокого смысла, чем я предполагала. Для очистки совести я решила поговорить об этом с Антонией. Она ответила:
– Это он тебе сказал? Но это полная ерунда. Мы тут уже все с тобой пожили. Кассио как-никак, мы с Мариной. Матильда. Бенша тогда еще даже на горизонте не было. И это совсем не так уж сложно. Не знаю, почему он видит тебя именно такой. Кем он себя возомнил?
– Вообще-то он мой муж.
Антония рассмеялась:
– Понимаю.