Высокие звезды

Всем было ясно, что все, кто участвуют в гонках, не могут быть победителями, ясно, что на всех участков не хватит. И только тот, кто доберётся первым, кто первым выдернет флажок и воткнёт в землю свой, станет её владельцем.

Поэтому все злились друг на друга, кричали, ругались.

Чтобы лучше, видеть, солдаты быстро расставили через каждые сто метров шесты с белыми флажками. И теперь стоило кому-нибудь переехать через чёрную борозду, как слышался властный окрик кого-нибудь из военных:

— Назад! Назад! — раздавался крик.

И человек был вынужден осадить лошадь, спрыгнуть с козел, если он был на повозке, и толкать лошадь назад. А ведь сзади уже подпирали люди, уже собрались желающие стать поближе к стартовой черте.

В общем, столпотворение было невероятное. Но и к тому же, во всём этом было ещё и невероятное возбуждение. Какая-то странная радость, как обычно перед началом боя. Каждый надеялся, что, в конце концов, сегодня всё может разрешиться, и уже не надо будет страдать, переживать. Поэтому на многих лицах время от времени появлялись нервные улыбки.

Отцы семейств сидели на козлах фургонов, а в фургонах сидели их дети. Малыши с интересом разглядывали то, что происходит вокруг. Они высовывались, приподнимали полог, смотрели по сторонам. Они ещё никогда не видели так много людей, нацеленных на одно и то же, нацеленных туда, за горизонт, где за голубоватой линией расположена какая-то чудесная земля, их земля, вернее, пока ещё не их, но может стать их и потом от отца достанется им — детям.

— Скорее! Скорее! — кричал какой-то мужчина, настёгивая лошадь. — Мы должны успеть!

А место у черты уже было занято, и мужчине в чёрной шляпе пришлось довольствоваться третьей шеренгой. Он был явно раздосадован и стал срывать зло на своей супруге, крича, что это она виновата, что они так поздно выехали из Амарилло и опоздали занять место в первых рядах стартующих.

Возбуждение царило невероятное, хотя до старта было ещё добрых пять часов. Но людям не терпелось, ведь они так долго стремились, так мечтали как можно скорее завладеть этой землёй. И теперь, когда оставались последние часы, последние мгновенья, люди были вне себя.

У многих вообще пропал дар речи. Они сидели, угрюмо насупившись, глядя в землю или в небо, беззвучно бормоча молитвы или посылая проклятья на головы соперников.

— Будь ты неладен! Будь ты неладен! — шептал грузный мужчина, глядя на своего соседа, на его сытых резвых лошадей. — Чтоб у тебя колесо отвалилось.

А его сосед перебрасывал погасшую сигару из одного угла рта в другой, накручивая на руку вожжи. Он был тоже вне себя от волнения, но не посылал проклятий на голову соседей. Надвинув шляпу на самые глаза, мужчина вглядывался в голубоватый горизонт, вглядывался туда, где лежал его участок, та земля, которую он хотел получить, до которой он хотел добраться первым, самым первым, раньше всех, и воткнуть свой флажок в жирную чёрную землю, в землю, на которой будет родить пшеница, на которой будут пастись тучные стада. Мужчина сплюнул погасшую сигару и облизнул пересохшие губы. Мечты привели его в трепет, и ему захотелось дёрнуть вожжи, щёлкнуть кнутом и помчаться самым первым, помчаться туда, где была обетованная земля, из-за которой он приехал сюда.

Но самые большие неприятности были, конечно же, у Хуана Гонсало. Он, как ни пытался, как ни обливался потом, не мог совладать со своим необъезженным чёрным жеребцом. Тот не хотел слушаться поводьев, ни с того ни с сего вдруг начинал метаться, прыгать в стороны, подкидывать зад, вставать на дыбы, бешено вертеть головой, стараясь укусить наездника за ногу.

— Дьявол! Дьявол! — кричал Хуан что было силы, пытаясь удержаться в седле.

Правда, ему это удавалось. Люди, видевшие то, как Хуан пытается объездить лошадь, пожимали плечами.

— Бессмысленное занятие, напрасно этот парень взялся за такое дело! Ему это не удастся, никто эту сумасшедшую лошадь не сможет объездить. Её уже пытались объездить, но никому это не удалось.

Но, тем не менее, все с интересом следили за тем, как Хуан пытается совладать с неистовым жеребцом.

— Эй, амиго, держись! — кричал кое-кто из мужчин, подзадоривая Хуана Гонсало.

Родители Марианны, дон Родриго и донна Мария, поднялись ещё до рассвета. Они быстро собрались, оседлали лошадей и направились в сторону участков.

— Зачем нам это надо? — спрашивала донна Мария.

— Отстань, ты ничего не понимаешь, здесь замечательная земля, мы должны захватить этот участок, мы всех обманем.

— Но, Родриго, мы ведь нарушим закон, ты понимаешь это, мы нарушим закон, и нас могут покарать!

— Конечно же, могут, но не бойся, Мария, всё будет хорошо.

— Мне страшно, может, лучше я вернусь к фургону?

— Нет-нет, поехали, мы вдвоём должны завладеть нашей новой землёй, вдвоём, понимаешь?

— Да, понимаю, — виновато кивала головой донна Мария.

А дон Родриго подбоченился и выглядел просто превосходно, невзирая на свой возраст. Казалось, новая жизнь сделала из него нового человека, что он забыл даже о своём роме, о виски и всецело захвачен новой жизнью, новыми планами и проектами.