Высшая мера

– Благодарить не надо! Службой благодари!– совсем уже весело рассмеялся Николай Иванович, и в его глазах запрыгали бесовские огоньки, от которых стало жутковато даже такому бывалому офицеру, как Андрей.– Да поспеши! Семь суток только с виду срок немалый, а кинешься, пролетят, как один день…

Майор кивнул, затоптался на месте. На душе было горько и противно. Будто его только что смешали с грязью. Вся его жизнь, вся его карьера полетела ко всем чертям росчерком одного пера. Внутри образовалась обреченная сосущая пустота. Едва сдержав эмоции, Андрей попросил разрешения отправиться немедля.

– Свободен, майор!– улыбнулся Ежов, поднимая в знак прощания бокал с красным вином, выглядевшим, словно только что сцеженная кровь.

Людоеды! Вы все людоеды! Подумал про себя Андрей, сбегая по широким ступеням наркомата госбезопасности. Все вокруг, словно пир во время чумы. Каждый царек, вроде Ежова, мнит себя всесильным, властелином судеб, а на самом деле, просто напросто спешит брать от жизни все здесь и сейчас, потому что прекрасно понимает, что завтра уже может и не быть…Какой-нибудь другой, вышестоящий руководитель, как только что Ежов Андрею, выпишет ему пожизненную путевку в МордЛаг и все…Конец!

Личного автомобиля Коноваленко уже не полагалось. Потому он долго топтался на оставноке, ожидая нужный трамвай. Заскочил в его грохочущее чрево все еще опустошенный и уселся подальше от всех, у самого заднего выхода, решив непременно, что обязательно сегодня надерется вдрызг, ибо, что ему еще терять в этой жизни. Была семья – нет семьи, была работа – нет работы…Все в один миг переменилось, а он даже не понял, что перешел из разряда князей, в разряд отработанного и никому не нужного материала.

ГЛАВА 3

Очнулся я от того, что меня больно, с потягом хлопали по щекам. От каждого удара моя голова откидывалась назад, с треском впечатываясь в бетонный тюремный пол. Надо мной склонился Степан, встревоженно вглядываясь в мою реакцию.

– Эй, Клименко! Ты чего это вдруг?– взволнованно спрашивал он после каждого хлесткого удара.– Ну, шутканул я чуть-чуть…Глупо! Эй, давай, приходи в себя!

Туман в голове начал рассеиваться, сопровождаясь гулким звоном от ударов надзирателя. Я струдом открыл глаза и зло прошептал:

– Пошёл ты…

– Вот и славненько!– обрадовался конвойный, мгновенно отскакивая назад, наученный своим печальным опытом, о котором я уже в прошлый раз рассказывал.– А я-то, грешным делом, думал скопытился несгибаемый лейтенант! Ласты, как говорится, склеил. А ласты тебе склеивать нельзя…Никак нельзя,– торопливо заговорил Степан,– мне майор Волков дал задание тебя на этап доставить в целости и сохранности, мол, сам товарищ Ежов такое приказание отдал…

Я с трудом пошевелился, сначала рукой, потом ногой, аккуратно держась за коряво оштукатуренную стеночку, попробовал встать. Тело ломило, испытав нечеловеческое напряжение моральных и физических сил. Голова, то ли от потери сознания, то ли от попыток Степан меня оживить была сама не своя. К горлу подкатил тугой сладковатый комок и попросился наружу. Меня вырвало прямо на пол, я закашлялся, стараясь не свалиться в собственною рвоту. Кажется, у меня появилось ко всем болячкам, приобретенным в холодногорской тюрьме, еще и сотрясение мозга.

– То есть как этап?– отдышавшись, выдавил я из себя, вытирая замусоленным рукавом черной тюремной робы, рот.

– А он чего, товарищ майор-то,– удивился Степан,– тебе не сказал что ли? То-то ты так моей шутки спужался…– покачала он головой, и в его глазах промелькнула толика жалости ко мне. – Вчерась, постановление трибунала пришло по твоему делу. Приговорен ты, братец, к десяти годам без права переписки. Поедешь в лагеря, лес валить с другими зэками…Но-но…– отшатнулся он, увидев мой взгляд, полный отчаяния и злобы.– Все же лучше, чем я тебя сейчас бы шлепнул. Какая-никакая, а жисть…

Я вынужден был с ним согласиться. Но только… Столько лет работая в системе государственной безопасности, ты становишься знаком со всей системой исправительных учреждений огромной страны помимо своей воли. Оттуда редко кто выходит живым, а уж тем более здоровым. Почти все осужденные на такие сроки не добывают их до конца, умирая за колючей проволокой на третий или второй год заключения. Все зависит от твоего здоровья и терпения, способности к адаптации и многим другим факторам, как острый нож от куска масла, отрезающих секунды твоей жизни. Лишь немногие возвращаются назад, сломанные морально, угробленные физически, счастливчики, которым повезло стать реабилитированными или те, в ком страна нуждается сильнее всего сейчас. Они уже никогда не будут другими, посмотрев на мир с другой стороне черезез призму колючей проволоки. Шанс был, но был настолько ничтожен, что мне пришла в голову мысль попросить застрелить Степана меня прямо тут при попытке к бегству.

– Ну чего зыркаешь?– нахмурился конвойный.– Не выстрелю, не проси…– словно прочитав мои мысли, сообщил он мне.– Говорю же тебе! Личный приказ товарища Ежова! Мне сидеть рядом с тобой желанья нет! Если что шмальну по ногам…