Высшая мера

– Чего, как кот на сметану жмуришься?! – зло бросил сержант, пихая меня в спину. Я покачнулся. Скользкие ступеньки подвели меня, и я полетел лицом в сугроб, наваленный подле крыльца. Пальцы с хрустом врезались в крепкий, колкий наст, но ничего приятнее, чем этот свежий, чистый, почти прозрачно белый снег, мне видеть не приходилось за эти последние полгода. Я с наслаждением сжал кулаки, чувствуя, как крошится под руками ледяная кромка. Поднес к губам, вдыхая морозную свежесть, и только сейчас заметил, что вокруг конвой напряженно наблюдает за мной, а оскаленные морды сторожевых овчарок, норовят грызануть меня за лицо.

– Вставай, братец!– проговорил один из них, ближний ко мне.– Пора!

Сержант поддернул меня за рукав, отрывая от казалось бы такой близкой мирной, обычной жизни, по которой в заключении я умудрился соскучиться.

– Этап ждать долго не будет!– гвалт собак не умолкал. Меня запихали в черный воронок, скрутив пополам. Захлопнули дверь, но на моих губах еще долго держался вкус ледяного снега и на щеке теплое прикосновение солнечного лучика, выглянувшего из-за туч. Только ради этого мгновения, всего лишь мгновения стоило испытать все те мучения, которые я выдержал во время следствия, только для того, чтобы понять и оценить всю красоту свободы!

Машину качнуло. В кабину залезли сопровождающие. Напоследок нас проводила глухим рычанием собачья свора. Мотор тихо заурчал, увозя меня подальше из Харькова, из холодногорской тюрьмы, возможно навсегда, переворачивая очередную страницу моей беспокойной жизни.

ГЛАВА 4

Валентина грустно смотрела в окно на только-только начинающуюся зиму. За окном вовсю забелело, заснежило. Ледяной колкий мороз искусным узором разукрасил окно их очередной с Андреем съемной квартиры. Яркое солнце не грело, но уверенно заглядывала на узкую захламленную кухоньку, пытаясь настроить на новый, более позитивный лад.

Из Харькова им пришлось выезжать спешно, будто преступникам. Андрей с ней не разговаривал, лишь перед самым отъездом поставил её перед совершившимся фактом, как это было всегда, всю их совместную жизнь. Глаза он прятал, словно это стало бы последней каплей в непростой судьбе этх двоих, объяснять ничего не хотел, да и не мог…А Валентина…Валентина просто не понимала, что происходит вокруг, череда событий, захлестнувшая ее, с того момента, как она повстречала на Южном вокзале столицы Украины молодого лейтенанта, разбередившее, казалось напрочь утратившее способность любить сердце, завертела ее, закружила, и она не могла сопротивляться подхватившему женщину потоку.

В то утро Андрей пришел с работы пьяным, злым и каким-то обреченным. Не глядя на нее, прошел к буфету, налил себе стакан водки, даже не поморщившись опрокинул в себя и коротко произнес единственную фразу, которую она услышала от него за последние три месяца:

– Собирайся…Мы уезжаем в Москву!

Для Валентины это прозвучало, как гром среди ясного неба. Все ее надежды, все мысли и планы летели ко всем чертям вместе с одной это фразой: «Собирайся…» Она-то думала, что у них с Сашкой есть время, что они смогут как-то обойти острые углы, сделать их рызрыв с Андреем мягче, спокойнее, что пройдет время и муж её простит, но…Этого времени у неет не было.

Не долго думая, она в одном домашнем платье, с непокрытой головой, вся в слезах выбежала из дома. Предчувствие нечто плохого душило её, и женщина спешила, как могла, игнорируя летние почти высохшие лужи. Она бежала туда, где ждал любимый, который не мог допустить ее отъезда. Спотыкаясь, в горячке, Валя села не в тот трамвай, он увез ее в совсем незнакомые места, почти на окраину Харькова, где по обоим сторонам широкой шоссейной дороги росли высокие тополя. С помощью доброжелательных горожан ей все же удалось попасть в поселок Халтурина, а в голове мысленно шел мерный отчет упущенного ими с Сашкой времени.

Только б он был дома… Молила она об одном, стуча в обшарпанную дверь коммунальной квартиры. Ей открыла его мать. Высокая статная дородная женщина с бледной кожей и усталыми грустными глазами, несущими в своем взгляде горький опыт несчастливо прожитой жизни.

– А Саша дома?– поправляя неловко расстрепавшшиеся волосы спросила Валя, стараясь не глядеть матери своего любимого в глаза. Она знала, кожей чувствовала этот долгий напряженный испытывающий взгляд. Умом понимала чувства матери, которая несомненно хотела себе невестку помоложе, да и не такую расстрепанную, как сейчас, но сердце бешено билось в груди в унисон с мыслью, что это их последний шанс. Сейчас или никогда! Будто заклятие проговаривала она про себя.

Но мать Сашки неожиданно тягуче всхлипнула и схватилась за сердце. Оперлась о стенкеу рыдая приглушенно, словно про себя. Только сейчас Валя заметила, что глаза у матери любимого мокрые от слез, красные, будто засыпанные песком, а сама она еле держится на ногах.

– Вы…Подождите!– бросилась она к старушке, посиневшими губами хватающей воздух.– Что с Сашей? Что случилось?