Высшая проба. Недуг мой, свет мой

– А ты не знаешь?

– Знаю… – серьезно кивнул он и щелкнул засовом. – очень много… и все они о тебе, свет мой.

Глава шестнадцатая

Альяна:

– Может, не пойдем, свет мой? – щекотал ухо нежный шёпот.

– Пойдем, – упрямо отрывая голову от подушки, заявила я, – она и так сердита… не нужно добавлять обид.

– Тогда одевайся, – пряча огорчение, велел муж, – я сделаю взвар.

– Там кухарка пришла, – я пошлепала в купальню шатаясь и зевая, – я ей дверь открывала.

– Лапой? – уточнил он, споро, по-воински натягивая одежду.

– А чем еще? – зевнула в последний раз и рухнула в прохладную купель.

Наверное, правильно делают селяне, справляя свадьбы осенью, когда все основные работы уже переделаны и две пары молодых здоровых рук вполне можно освободить декады на три от хозяйственных хлопот.

Горячий чай и пончики с липовым медом примирили меня с необходимостью ехать во дворец, а ожидавшая у ворот удобная закрытая карета и вовсе порадовала возможностью подремать несколько минуток в уютном тепле родных рук.

– Янка… – снова шепнул Хирд, – ты лучшее, что подарила мне судьба.

– Ага… – зевнув, согласилась я, – ты тоже. Только не надо ее злить, погуляй где-нибудь, пока мы разговариваем.

– А может она будет не против? – наивно надеялся он. – Ну ведь не совсем глупая? Должна же понять, что от меня больше пользы, если по-хорошему?

– Не знаю… интуиция. И Джин пару раз мельком проговорился. Скажи, почему взрослый маг, сильный ментал так ее боится? Чем она его наказывает за непослушание?

Я села прямо, поправила волосы, прикрытые легкой шляпкой с короткой вуалеткой и придирчиво оглядела новое платье и перчатки. Вроде все требования местного этикета соблюдены, почему же мне кажется, что я чего-то забыла?

– Хирд! А я не должна принести ей какой-нибудь подарок? Цветы, например?

– Подожди минутку, – выглянув в окно попросил он и вскоре остановил карету, – я быстро.

Он действительно вернулся очень скоро и вручил мне две ажурные хрустальные шкатулки с крышками. Одна была величиной с толстый фолиант с картинками и в ней лежало несколько роскошных розовых лилий. А вторая – совсем маленькая, и за ее прозрачной крышкой скромно пряталась многолучевая серебристо-белая звёздочка прелестного цветка, украшенного в центре короной из вычурных шариков.

– Это тебе, свет мой, – нежно коснулся моей щеки Хирд. – мне хотелось притащить сюда всю лавку… но я удержался.

– И правильно сделал, – похвалила я, понюхав цветок и спрятав его в карман кокона, – этот самый лучший.

Потому что напоминает о нашем походе в прибрежные скалы Шарвы, где мы искали логово горной рыси а нашли кустик эдельвейсов. И несмотря на то, что цветочки понравились нам обоим, сорвали только два, для матушки и Риэллы.

Возле ворот нашу карету встретил настороженный Джин, окинул нас пристальным взглядом и скорбно поджал губы.

– В ближайшие три года мне на островах лучше не появляться.

– Езжай в Резвилл, – спокойно парировал Хирд, – мы с Яной собираемся там пожить. И для тебя всегда найдется удобная комната.

– Иди уже… – устало буркнул ментал, – тебя твой дикарь ищет. А нас ждут в беседке.

Я увидела ее издали и пока дошла, разглядела в подробностях. Хорошо сложенная, не худая, но и не толстая дама в светло-лиловом батистовом платье с множеством меленьких оборочек на рукавах и подоле, с идеально причесанными пшеничными локонами и страдальческим взглядом зеленоватых глаз.

Почему-то не вызвавшим во мне особого сострадания. Никак не верилось, что можно двадцать лет неустанно переживать о пропавшем ребенке, если за эти годы родились и подросли другие дети.

Но говорить этого вслух, разумеется не собиралась, желая сначала познакомиться поближе.

– Доброе утро, – подойдя, улыбнулась ей как можно дружелюбнее, – это вам.

– Называй меня мамой, Алечка, – с легким укором предложила она, принимая подарок, – спасибо, они прекрасны.

И небрежно отложила шкатулку в сторону.

– Я Яна, – само сорвалось с моих губ.

– Нет… ты Аля. Мы всегда тебя так звали. – ее губы сложились в упрямую, недовольную гримаску.

– Ты ошибаешься, – поправила я так мягко, как только сумела, – когда меня нашли в медвежьей берлоге, шел январь, а я была мальчиком и не только ничего не помнила, но и говорить не умела. И потому меня назвали Януарием. И после я двадцать лет была Яном.

– Но маги уже к весне поняли, что ты – Аля! – возразила родительница раздраженно, – и ничего нам не сказали!

– Потому что Алей я не была, – попыталась пояснить, и не надеясь на понимание. – И девочкой – тоже. Детей в таком возрасте пол не интересует, если родители усиленно не заостряют на этом внимание. Имени, как уже говорила – тоже не помнила. Прежняя личность умерла безвозвратно, и все мои обрывистые воспоминания начинаются с того, как я замерзала под пронизывающим ветром а потом меня пытались сожрать волки.

– Но если бы они тебя отдали, – стояла она на своем, – мы бы сумели объяснить и напомнить. Джин уже получил тогда подмастерье… он вернул бы тебе память.