Выставка

Предложение дня, картина, так сказать, героическая, приносит свежесть апрельской субботней ночи: клиент (я) на своем велосипеде, женском, голубом, с добротно натянутой цепью, неприметный, катит по вантовому мосту, подвешенному между двумя пилонами[24], а вокруг него всюду лунные мотыльки, чистое звездное небо, отраженное и зафиксированное в красных и оранжевых тонах на мрачной поверхности Дуная. Чтобы раз и навсегда осталась картина недосягаемого видения жизни, и ключ ко всему. Сквозь решетчатую ограду моста где-то внизу можно рассмотреть очертания канавокопателя, гусеницы которого, словно в танце, заливают мерцающие волны реки. Мирная картина указывает на то, что сирены противовоздушной обороны этой ночью об опасности не возвещали. С другой стороны, в картине присутствует и необходимая динамика, которой способствует – наряду с двумя дырами тоннеля (как бы продолжающего мост) перед клиентом: сквозь одну едут в отроги гор, из другой оттуда возвращаются – прежде всего матерински разверстая дыра над клиентом, дыра, оставшаяся, возможно, после звезды, всосанной кривизной космоса, и дыра эта находится примерно под прямым углом по отношению к тому месту, где обочина должна пересечься в недостижимой точке с двумя односторонними полосами движения по мосту – а поскольку милосердный ангел растормошил слепого путника (привыкшего только к тончайшим вибрациям), скукоженного под сердцем клиента, откуда этот путник всю жизнь тормозил и мучил велосипедиста (потому что нет такого человека, не смог по-соседски не заметить презентатор Раджа, который не был бы вынужден, кроме собственного веса и продуктов с рынка, всю жизнь таскать где-то под сердцем некоего слепого путника, который время от времени начинает стонать так, что у нас каждый орган начинает болеть, и стонет этот чертов слепец, который за время существования выглодал изнутри своего хозяина, решив, что на дороге, которую ему предстоит пройти до бессмертия, с того момента, как хозяин окончательно избавится от него, ждут его неодолимые препятствия. Опять-таки, кого из нас не приколачивали к месту невидимыми гвоздями, именно тогда, когда нам хотелось развернуться в соответствии с размахом своих крылышек, чтобы внезапно очутиться на незнакомом лугу, подобно бабочке, но без символических устрашающих пятен на крыльях, защищающих от преследователей, бабочке, которой не остается ничего иного, как, раненой, привлечь врага своей поврежденной моторикой, без друга или подруги, и ожидать, как лучше всего прекратить оставшиеся до судного часа трусливые мгновения. И третье – кого из нас ночью, потных, не будила страшная мука, и не вызывала из холодных глубин далеких морей потерянные куски, или хотя бы видения всех тех селедок и их судеб, позволяющих им познакомиться только в обработанном виде, неотделимым от плоских или овальных консервных банок) – в результате чего (после точки пересечения) создавались необходимые предпосылки для того, чтобы клиент продолжил езду без какого бы то ни было сопротивления.

Для пущей убедительности (сознавая, что у него, кроме модулированного голоса, волосы, расчесанные с лазерной точностью, и те чужие) сосед Раджа, уменьшаясь и окончательно исчезая с застекленной верхней половины подвижной створки дверей с механизмом для автоматического торможения при самозакрытии, безуспешно пытаясь растрепать свои лазерные волосы, еще раз обратил мое внимание, что не стоит забивать болт на это дело.

И на половину часа воцарилось молчание. Я лежал, отделившись душою от своих тапочек и велосипеда.